Разве могло такое случиться в Советском Союзе! Тут Волхину вспомнилось другое неприятное. Как-то в ходе редкого разговора со Львовым на темы политические речь зашла и об этом – чтобы к стенке. И Львов сказал, что никто в истории не платит по своим счетам. Бандеровцев с нар отпустил Хрущев, их на партийные должности по-тихому назначали при Хрущеве и при Брежневе, Крым им тоже отдал Хрущев, а Украину из Малороссии и Новороссии сделал Ульянов-Ленин. И возразить на такой довод Волхину было нечем. Нечем возразить. А в сердце есть возражение, но оно никак не строится в слова. И сердце оттого болит. Болит его сердце…
Хозяин успел домой до гостя. Заранее растворил ворота. Затопил камин, хотя не было холодно, напротив, солнце распалилось, зацепившись за зенит. А Волхину – вдруг зябко, его сердце, как колокол, раскачали порывы необъяснимой тревоги. Вот-вот, и загудит зеленым звоном его душа. Ожидание встречи?
Наконец, случилось. Подъехали…
Первая неожиданность случилась на пороге. Шарон как ни в чем не бывало проследовал в незнакомый дом за Львовым, которому хозяин распахнул дверь с крыльца. Пес удостоил Волхина коротким взглядом исподлобья и приступил к изучению территории. Первым делом он обнюхал хозяйский ботинок и утащил его в гостиную.
– Эй, Саша, это нормально вообще? – вырвалось у Волхина.
– Иваныч, этот прохвост не пропадет, только корми-пои. Как понадобится, он попросится на двор.
«Ну и ну. Хорошее начало. Может, он и спать на мой диван уляжется?», – подивился про себя Иваныч, но не стал обострять, а подал руку «старлею». Мужчины, как водится у спецназовцев, коротко коснулись друг друга плечами наперекрест. Потерпит он такое неудобство, перетерпит. Но сколько терпеть? День? Два? Хотелось бы понимать… Привычка к обустроенному по своей воле одиночеству дала себя знать.
– Ты как, проездом, или меня навестить?
– Ты налей с дороги, Виктор Иваныч. Налей – и поговорим, – откликнулся Львов, дав понять, что разговор предполагается нешуточный.
– Ну так, рассказывай, – усевшись в доме, спиной к камину, снова предложил Волхин. На столе из мореного дуба уже теснились друг к дружке две рюмки, наполненные до краев самогоном. Тарелку с солеными огурчиками-помидорчиками дополнила широкая разделочная доска, на которой выложено сало, буженина, крепкие зубцы свежего чеснока.