После третьего урока учеников накормили горячей похлебкой. Обед для всех стал настоящим праздником. Почти все ребята были голодными. Многие из них были из бедных семей, они не завтракали и не ужинали дома. Единственной горячей пищей за весь день для них стала школьная похлебка.
Бабушка Надя, варившая обеды для учеников, вышла к ребятам во время обеда и погладила их всех по очереди по головам. От нее исходило доброе, материнское тепло, которого многим не хватало. И пахла она, как мама – чем-то съедобным и вкусным. От того, что бабушка Надя была заботливой, внимательной и пахла едой, ее все любили, ребятам она была будто родная. Многие после еды обнимали ее в знак особой благодарности. Марусе тоже захотелось обнять старенькую повариху за широкую талию, но она постеснялась подойти к ней.
Для Маруси школьная похлебка тоже была единственной горячей пищей за весь день. Отец предупреждал, что всю неделю ужинать ей придется домашними сухарями. Девочку это не пугало – она и дома не очень-то много ела, да, к тому же, у нее был с собой припасен целый мешочек сухарей, которые она привезла из дома. Матушка насушила их в печи специально для нее. Дома Марусе так хотелось попробовать хоть один ароматный сухарик, но матушка не разрешала.
– Это тебе на учебу! – строго сказала она и погрозила Марусе пальцем.
Однажды Маруся все-таки не выдержала и стащила с печи один сухарь – ароматную ржаную корочку. Матушка увидела это и больно стукнула ее по руке.
– Не имей привычки брать без спроса! – прикрикнула она, укоризненно глядя на Марусю.
Девочке стало стыдно и больше сухари она не трогала. Но теперь мысль о полном мешочке согревала ее, когда она возвращалась после уроков в дом попадьи. Она хранила сухари, брала на ужин по одной или две штуки. Но неожиданно к середине недели полный мешок сухарей опустел.
"Как же я так не рассчитала? Ведь совсем понемногу брала! Не во сне же я их съела?” – недоумевала Маруся, глядя на сухие крошки на дне мешочка.
Ей стало до того обидно, что слезы выступили на глазах.
В четверг вечером Маруся учила уроки. Желудок ее требовательно урчал. Она то и дело косилась на свежий ржаной каравай, оставленный попадьей на столе остывать, но ничего хозяйского на кухне ей трогать было нельзя, а уж тем более есть еду попадьи. Даже представить страшно, что ей за это будет!