теснившегося между магазинами металлолома и бакалейными лавками на улице, известной всем как «рай для овернцев на земле» – улице Лапп.
Улица Лапп была простой, уродливой улицей – дворняжкой парижского бульвара. Но все, чего ей не хватало днем, компенсировалось ее завораживающим очарованием ночью, когда улица оживала.
Пока высший класс Парижа прогуливался по Елисейским полям, овернские котельщики выпускали пар именно здесь. Короткая улочка шла прямо от улицы Рокетт до улицы Шаронн и была широкой настолько, чтобы по ней могла проехать всего одна повозка – обычно это была жандармская «Черная Мари». С наступлением темноты фабричные рабочие и районная шпана прибывали сюда толпами, толкали друг друга, чтобы попасть внутрь, кружились на танцплощадке с продавщицами и улаживали свои споры с помощью выкидных ножей. Каждый день с наступлением рассвета улица Лапп просыпалась, словно нищий в окружении мусора и битого стекла, с серым от похмелья лицом, проклинающий утро и готовый повторить все с начала, лишь только сойдет благодать темноты.
Именно на улице Лапп Бускатель был коронован как король мюзета. Он бросил свою прежнюю работу, чтобы выступать по ночам, и к 1910 году Au Chalet перешел в руки Бускателя и был переименован в Chez BouscateL Со временем он расширил свой балаган, превратив его в большой танцевальный зал. Каждый вечер он появлялся в своей блузе, фетровой шляпе и красной косынке – традиционной овернской одежде. Это вызывало бурное ностальгическое одобрение овернской публики, которая сама давно сменила свою старую крестьянскую одежду на современную городскую.
Публика у брассерии «Ля Бастош» на улице Лапп, 1932 г.
Бускатель также по-прежнему предпочитал большие усы в овернском стиле. Как и многие волынщики, он носил на лодыжках браслеты с колокольчиками, с помощью которых поддерживал ритм и создавал свой собственный нехитрый аккомпанемент. Часто он играл соло. В других случаях он возглавлял трио с участием скрипки и колесной лиры. «Привет, детишки!» – восклицал Бускатель и начинал правой рукой накачивать красную бархатную подушку и дуть в мундштук. Так начинался каждый вечер на протяжении многих лет[5].
* * *
Но со временем мелодии волынки стали звучать все реже. К концу XIX века в Париж начала прибывать другая волна иммигрантов – итальянцев, которые привезли с собой собственный музыкальный инструмент – аккордеон. Этот «роботизированный» родственник волынки был целым оркестром в маленьком чемодане, и на нем итальянцы играли традиционные песни и легкие оперные композиции. Его звук одновременно мог быть и меланхолично-грустным, и празднично-веселым.