Русская мера: vers libre - страница 18

Шрифт
Интервал
Но исподволь сгущается над лесом
Туман багровый, где живет гневливый Бог
Пролитой крови и луны прохладной.
Все колеи к распаду черному ведут.
Под золотыми кронами ночных созвездий
В безмолвной роще тени тихие сестер
Встречают души окровавленных героев,
И флейты осени рыдают в темноте.
О, гордая печаль! Железный твой алтарь
Сегодня пламя духа напитает
Боль о потомках, не рожденных никогда.

2. Плач

Сон и смерть – два черных ворона —
Кружатся ночами над моей головой:
Золотой образ человека
Поглотили ледяные волны
Вечности.
О страшные скалы
Разбилась пурпурная плоть,
И причитает темный голос
Над морем.
Смотри, сестра ночной печали,
Как тонет парус одинокий
Под звездами.
И ночи равнодушен лик.

2012

На базаре Мосула

Мосул – это значит перекресток. Город раскинулся на берегах реки Тигр, обрамленной древними равнинами Ниневии. Здесь пересекались судьбы ассирийского царя Ашшурбанапала и библейского пророка Ионы, монгольского полководца Хулагу и наварского раввина Вениамина Тудельского, антиохийского патриарха Игнатия Гавриила и отважного иракского журналиста Удея Саддама Хусейна.

8 ноября 2004 года сюда, на мосульскую базарную площадь Ашшур, ступил командир боевой группы «Страйкер» Брайан Тернер – участник американской оккупации Ирака. Он двигался на бронированном вездеходе «Хамви». И вдруг рядом с вездеходом взорвался легковой автомобиль, начиненный взрывчаткой – весом две тысячи фунтов. От разлетевшихся осколков пострадали не только американские солдаты, но и мирные жители, пришедшие на базар.

1. Две тысячи фунтов

Это начинается со стиснутого кулака,
лоснящегося от пота. С пары глаз,
высматривающих конвой в зеркале заднего вида.
Радио, музыка, которую заглушил
адреналин, заменив ее сердцебиеньем,
большой палец, дрожащий над кнопкой.
* * *
«Деньги на ветер», – вот что думает Сефван,
когда закуривает сигарету и втягивает дым,
ожидая в своем такси на перекрестке.
Он вспоминает лето 1974 года, когда высоко
взметалось сено на вилах и плавно
низвергалось, как водопад волос Шатхи,
и хотя это было давно, он все еще любит ее,
помнит ее, замершую в зарослях тростника,
где буйвол охлаждался по плечи в воде,
помнит ее, счастливую от поднесенных кувшинок,
и сожалеет о том, что жизнь пошла наперекосяк,
что навсегда умчались годы, легкие, как сено,
звонкие, как удар железа на улице, как шрапнель,
Следующая страница