– Можно воспользоваться вашим телефоном?
– Полтора шекеля.
– А в кредит нельзя?
Он тихонько хмыкнул и указал на стоящий рядом аппарат:
– Да пошли они на хрен. Учитывая, сколько они мне здесь платят…
Я позвонил Кравицу. К моему громадному облегчению он сам поднял трубку. Бекки, надо полагать, отпросилась для участия в традиционной ежемесячной вечеринке Общества старых зануд.
– Когда ты заканчиваешь?
– И тебе доброго дня. Как здоровье?
– Когда ты заканчиваешь?
– Ночью.
– Тогда завтра в десять утра в пабе «У Амирама».
– Что-то случилось?
– Почему вы не поставили в известность общественность?
– Ты о чем?
Я промолчал. Секунд через десять он пробормотал нечто, что при желании можно было расшифровать как: «Джош – мой самый близкий друг, я очень люблю его и высоко ценю все, что он делает для нашей родины», хотя больше это походило на: «Твою ж мать!»
– В десять «У Амирама»?
– Договорились.
Я снова вышел в хамсин и поехал в Азриэли-центр на встречу с Ихиелем Гусманом. Когда комплекс только начинали возводить, я где-то прочел, что это самый крупный строительный проект на Ближнем Востоке. Две многоэтажные конструкции из стекла и стали – круглая и квадратная – образуют нечто среднее между космической станцией и готическим собором. Первые пять этажей представляют собой обычный торговый центр с кинотеатрами, бутиками и праздно шатающимися подростками, а начиная с шестого, размещаются строгие офисы, в которых богачи обделывают свои делишки.
Прозрачный лифт доставил меня на двадцать четвертый этаж более высокой круглой башни. На площадке красовалась табличка «Адвокатское бюро Гусман и Гусман». Я нажал кнопку звонка, и через секунду дверь мне открыла рыжеволосая секретарша с улыбкой намного моложе своего возраста. Она проводила меня в переговорную – небольшую комнату, размерами чуть уступающую стадиону «Яд-Элияху», – и усадила в кожаное кресло, в котором я мгновенно почувствовал себя очень уютно – примерно как когда на Пурим 1966-го мне пришлось нарядиться пилотом истребителя.
– Господин Гусман сейчас выйдет. Кофе?
– Эспрессо без сахара.
Через три минуты Ихиель Гусман самолично принес мне кофе и сел напротив меня. Секунд двадцать мы потратили на взаимное разглядывание. Он был на пару лет моложе меня, полноватый, со светлыми волосами, беспорядочно свисающими на лоб и шею. За линзами квадратных очков скрывались каре-зеленые глаза. На нем были кроссовки и защитного цвета брюки «Гэп». Я попытался вообразить его рядом с Агарью, но не смог – он казался трусоватым и зацикленным на себе.