Затем помылся с мягким мылом и шампунем. Процедура окончательно сняла напряжение во всем моем теле. Вот только тело моё стало настолько по-детски нежным и уязвимым. Даже боялся пошевельнуть всем телом, чтобы не принести боль нежным участкам своего тела. Поэтому осторожно надел на себя нижнюю и верхнюю одежду. После чего незаметно ушёл на работу. Стараясь не беспокоить свою семью.
На третий день моей работы в ночную смену на хлебном заводе, меня поставили работать к электрической печи, из которой выходили только одни пирожки. Но укладывать пирожки надо было точно так же, как вчера ночью укладывал в пластмассовые коробки сдобные булочки. С той лишь разницей, что надо пирожки в пластмассовые коробки укладывать вместе с металлическими листами. Отчего процесс работы ускорялся. Брал пирожки из горячей печи. Однако из этой электрической печи валил такой сильный жар, что едва мог стоять около электрической печи с пирожками, которые вскакивали вместе с металлическими листиками в таком темпе, что едва успевал снимать листы с конвейера. Мне пришлось увеличивать свой темп работы. Иначе металлические листы вместе с пирожками могли выскакивать из электрической печи и падать на мраморный пол, который здесь был далеко не съедобный.
К обеденному перерыву был чуть живой. К концу ночной смены вообще никакой. Работал у электрической печи, как электронный автомат. В то же время мне казалось, что мои мозги давно закипели от жара электрической печи. У меня было такое состояние, словно мои мозги лежат на раскалённом металлическом листе, а моё сознание наблюдает за процессом поджаривания моих мозгов на раскалённом металлическом листе среди поджаренных пирожков.
Мне только оставалось кушать свои мозги вместе с готовыми пирожками. Чувствовал, что не доживу до утра. Когда закончилась работа, то был не в состоянии снять с себя заводскую, белую рабочую одежду и купался в ней под холодным душем до тех пор, пока мокрая одежда обвисла на моем измученном теле.
Мне только оставалось вынуть из мокрой одежды свои руки и ноги, которые обгорели от электрической печи. Остальные части тела были настолько беспомощны, что даже после холодного душа едва мог различать, где и что у меня находится. Словно был в каком-то неопределённом положении души и тела, которые не нашли покоя после присутствия в адовой печи. Совершенно не соображая, что делаю. Буквально машинально и инстинктивно, набил хлебом, булочками и пирожками два целлофановых пакета вместо одного разрешённого администрацией хлебного завода. Затем также бессознательно забрался в салон автобуса и сел на первое же свободное место. Хотя на третий день работы на хлебном заводе у каждого пассажира было свое персональное место в автобусе. Но никто не посмел меня беспокоить.