– Да ни черта он не сделал. Неужели не понятно? – заявил Каверин.
– Хватит. Значит, так. На Юру вы не рассчитывайте вообще. Первый месяц он по отдельному плану, по плану комбата, и ставить его никуда нельзя. Потом, как сказал комбат, будет «летать» в караулы, для того чтобы освободить командиров рот и командира батареи. Вас-то, уродов, «пиджаков», в караул ставить нельзя ни во внутренние, ни в гарнизонный, на полигон вас дежурным опять же ставить нельзя, к учениям и занятиям для обеспечения первой роты тоже запретили привлекать, и нельзя вас вообще назначать для выполнения какой-либо отдельной задачи в отрыве от полка. Вот только вчера начпо дивизии поймал одного двухгодичника за распитием самогона на полигоне с солдатами, а всего-то-навсего оставили целого старшего лейтенанта с тремя солдатами без оружия для охраны имущества. Теперь приказ комдива – никуда вас в отрыве от своих командиров не назначать.
– Я всегда говорил, что наш комдив наимудрейший человек, – произнес Каверин.
– Миша, а тебе не стыдно, что тебе, взрослому человеку, все-таки офицеру, платят столько же, сколько кадровому? А? Но при этом кадровые пашут, а вы еще над ними посмеиваетесь? – спросил Виктор.
– Мне все безразлично, мягко говоря. Все абсолютно, и ты, Виктор, отлично это знаешь. И все мы, двухгодичники, отлично понимаем, что никто и ничего нам не сделает. Но вместе с тем ты, Виктор, также отлично знаешь, что, если ты или начальник штаба нашего батальона, или комбат, или любой другой уважаемый мною офицер, меня о чем-то попросит, я в лепешку расшибусь, но все сделаю. Поэтому совесть мою не тревожь. Другое дело, что нет у меня таких знаний, как надо бы иметь, нет и не будет уже.
Виктор молча согласно мотнул головой и переключился на Кашина. Выяснилось, что в парке он ничего не сделал, зампотеха батальона сегодня отправили дежурить по военной автомобильной инспекции (ВАИ) гарнизона, и Кашина никто не трогал. Выходило так, что двое механиков-водителей, которых командир роты ценой невероятных усилий уберег от разных задач, пробездельничали целый день. Командиру роты же он объяснял, с каким множеством проблем столкнулся.
Из этого же разговора я уловил, что наш зампотех батальона просто ненавидит всех двухгодичников и называет их в открытую «двухгадюшниками», однако Каверин для него – единственное исключение, и он его даже уважает, хотя и поругивает иногда. В свою очередь все, за исключением Каверина, офицеры-двухгодичники батальона, мягко говоря, сильно опасаются зампотеха, а Кашин его очень боится.