А еще к ней медленно возвращаются память и воспоминание о том, как она оказалась в этом жутком месте.
Из окна на нее падает солнечный луч. Будто издеваясь, показывает ей, что на улице весна.
* * *
– Как ты про Ермашова догадалась? – спрашивает Витек, на ходу кусая плюшку.
– Когда ты про пудру на носу сказал, у меня картинка сошлась, – объясняет Катя.
Оперативники идут по лестнице вниз. Знакомые до мелочей ступени можно не считать и не смотреть на них, ноги сами несут по родному отделу.
– Смотри. Он сказал, что не слышал, как обносили Потапенко, потому что делал ремонт. Так?
– Ну. Когда соседи сверху ремонт делали, я тоже ничего не слышал, – кивает Тихомиров.
– А где у него следы ремонта? Соседи реально слышали, как работали перфоратор и молоток. Значит, там не просто обои переклеивали. Проводились серьезные работы, пыльные и грязные. А он участковому открыл чистенький и причесанный.
– Вот это ты уже отсебятину несешь, – отмахивается Витек. Он засовывает в рот остатки плюшки и невнятно шамкает: – Нет в протоко́ве таких дета́вей.
– Нет так нет, – пожимает плечами Катя. – Руки вытри – и поехали посмотрим.
* * *
Алина просыпается. Рыдания вымотали ее настолько, что она уснула, даже несмотря на весь ужас своего положения. Она открывает глаза и на мгновение испытывает новый страх – слепота! Но в незанавешенное окно глядят звезды и тонкий серп луны. Алина несколько раз с усилием моргает. Пытается пошевелиться, но выходит плохо. Только пальцы рук скребут по полу. В правый средний вонзается заноза. Боль прошивает руку до плеча, но не получается даже вскрикнуть, из губ вырывается приглушенный хрип. Она обрывает и его.
Девушка напрягает слух. Кто-то ходит. Шаги, слышимые и ощущаемые по вибрации половиц, приближаются. Алина лежит макушкой к двери и в таком беспомощном положении никак не сможет посмотреть на того, кто подходит все ближе.
– Здравствуй, Алина.
Ее глаза расширяются до предела, сердце начинает скакать в груди. Чья-то теплая сухая ладонь проводит по ее волосам. И тогда, подстегиваемая бушующим в крови адреналином, Алина кричит.
– Вот ты мне скажи, какого черта мы здесь делаем?
– Не понимаю вопрос.
– Слякоть, мерзость, противно. У меня еще походу ботинок левый пропускает – уже весь носок до самого горла мокрый.
– Капец ты, конечно. Весна наступает, а ты ноешь.