– Как ты, Энни?
Оливер берет меня под руку и выводит из ступора. Мистер Гордон бросает на меня взгляд и возвращается к доске.
– Нормально, – отвечаю я, но мой голос дрожит. – Просто мне совсем не хочется здесь находиться. Но и уходить я не хочу. Мы можем еще что-то сделать?
– Мы все должны остаться, – говорит мистер Гордон. – Можем пойти на кухню, так будет лучше.
– Я остаюсь здесь, – объявляет Эльва и срывает еще один листок со стены. – Тут понаписана куча лжи, и я собираюсь с этим разобраться.
– Не трогайте! – рявкаю я с неожиданной силой.
В голове немного прояснилось, и меня раздражает то, как Эльва обращается со схемой. Я опускаю взгляд на пол, к запискам, которые скомкала и выбросила Эльва, но там их нет. Я откашливаюсь и смотрю на нее с прищуром.
– А вдруг ее и правда убили? Вдруг на этой стене улики?
Эльва колеблется, но все-таки срывает со стены еще одну бумажку.
– Посмотри на это с другой стороны, Эльва, – ровным тоном произносит Оливер. – Разделываясь с заметками Фрэнсис, ты выглядишь виновной.
Эльва скрещивает руки на груди и с вызовом смотрит на нас.
– Ну ладно. Но я все равно остаюсь при своем мнении. Кстати, о тебе здесь тоже кое-что есть, – фыркает она, окидывая мистера Гордона долгим взглядом.
Мистер Гордон выглядит скорее заинтригованным, чем обеспокоенным, и пристально смотрит на доску. Оливер указывает на другую стену, где на схеме поменьше тоже висят фотографии с записками.
– Это же ты в подростковом возрасте, – указывает он мистеру Гордону. – Я узнаю эту фотографию где угодно.
Я уже внимательнее рассматриваю остальную часть комнаты и подхожу к Оливеру. На полках теснятся книги – похоже, тетя Фрэнсис собирала все, касающееся убийств. Рядом с энциклопедией растений – учебники по химии и документальные книги об убийствах. А еще о психологии, тайнах, ядах и оружии, но без какого-либо очевидного порядка.
Под торшером в стиле Тиффани стоит потрепанное кожаное кресло, но развернуто оно не к книгам, а к маленькому коллажу из фотографий, цветных линий, газетных вырезок, записок и полицейских отчетов. И в центре этого организованного хаоса – старая фотография девушки со светло-русыми волосами, ее имя тщательно выведено на клочке бумаги внизу:
«Эмили Спарроу, в последний раз видели живой 21 августа 1966 года».
Еще одна схема с расследованием убийства.