«Гостинец», как выразился Коккинаки, представлял собой пятитонную авиационную бомбу ФАБ-5000НГ. Бомба была столь огромной, что створки бомболюка наотрез отказывались закрываться. По салону гулял апрельский ветер, становясь ледяным по мере набора высоты. Сидеть приходилось в шубах, унтах и кислородных масках, отчего весь экипаж «Петляка» напоминал простуженных полярников на высокогорье.
Имелась проблема и посерьезнее. «Петляк» был способен поднять около четырех тонн, а сейчас его перегруз – при нехитром сопоставлении с весом супербомбы – составлял всю тысячу килограммов. Внешние бомбодержатели также были под завязку набиты свободнопадающими боеприпасами. Чтобы хоть как-то компенсировать общий перевес, экипаж «Петляка» пришлось уменьшить с десяти человек до шести. Но большой ли довесок от четырех мужиков, отощавших без нормальной еды?
В напряженное молчание вклинился голос Гулаева, пилота Пе-8, летевшего прямо перед «Петляком»:
– «Тетерев» вызывает «Петляка». А вы у себя на посылочке что написали?
– Мы? – Нестеров попытался оглянуться на Коккинаки. – Братцы, а что мы у себя накарябали?
Традиция оставлять надписи на снарядах, танковой броне или фюзеляже шла еще от Первой мировой, и в Красной армии свято ее придерживались. Обычно на бомбах писалось что-то вроде «Новогодний подарок для Гитлера», «За отца и мать», «За товарища Киселёва». Однако Нестеров был уверен, что надпись на их супербомбе вовсе не такая важная. Важной она не была лишь по той причине, что «Петляк» к третьему году войны сбросил столько бомб, что многие успели по несколько раз помянуть погибших.
– Товарищ майор, а можно я отвечу «Тетереву»? – В голосе Покрышкина слышался кураж. – Мы тут с Романычем как раз на первую часть надписи глазеем.
– Отвечай, – разрешил Нестеров.
– «Тетерев», сверху видим: «Всякому фашисту…»
– Так, а дальше?
– А дальше: «…х**м по лбу».
Гулаев замолчал, а потом расхохотался. Экипажи «Тетерева» и «Петляка» тоже засмеялись. Грубый и усталый смех звучал еще несколько секунд, прежде чем стихнуть.
– «Тетерев», а вы? Что у вас? – поинтересовался Нестеров.
– Ну, у нас точно не по лбу.
На этот раз засмеялись и на борту «Звезды», возглавлявшей этой ночью боевое звено «Свень», состоявшее из трех тяжелых бомбардировщиков. Пустую болтовню оборвал Котов, первый пилот «Звезды». Смех тут же растворился в холоде, наполнявшем дистиллированным субстратом внутренности бомбардировщиков. По какой-то причине экипажи «Петляка» и «Тетерева» подумали об одном и том же: что у ведущего звена на супербомбе написано кое-что похлеще.