Добрую половину пола закрывал красно-зеленый ковер, на котором, скорее всего, вот уже много десятков лет цвели мохнатые цветы. В слежавшийся, заскорузлый ворс впивались четыре ножки кресла. Спинка его выцвела до грязно-бурого оттенка, а на подлокотниках облупился лак, обнажая мягкое нутро дерева. Уюта комнатушке добавляли картины с оленями и водопадами, небольшой тихий прямоугольник современного плоского телевизора и старенький комод с ручками-дракончиками, которые тянули черные металлические хвосты к своим раскрытым пастям.
Основания думать, что это чужая квартира, у нее не было. Здесь было для нее все таким знакомым и понятным. Да, у них были и такие же картины, и шифоньер, и комод, и, боже, да, такое же кресло, но чувство, что она не дома, и все, что она видит вокруг, не имеет к ней никакого отношения, проникало все глубже в грудь. Как же она тогда оказалась здесь? Да мало ли! Может, за то время, пока у нее был провал в памяти, а в ее возрасте это вполне вероятно, они с Наташей и Борей просто куда-то переехали. Стало быть, это не квартира чужая, а она сама оказалась здесь чужая? Она просто забыла, как сюда попала. Надо обязательно попросить Наташу отвести ее к доктору, чтобы тот выписал таблетки для памяти. Ведь есть же такие, и она даже вроде такие пила! И все исправится, починится, образуется, вспомнится.
Взгляд упал на фотографию на комоде. В позолоченной рамке с виноградными лозами стоял снимок двух женщин. Во взрослой Алиса Федоровна узнала себя. С красиво уложенным серебристым каре и в очках поверх немного уставших, но смеющихся голубых глаз. Ее спутница была моложе. Сколько же ей лет? Тридцать или тридцать пять? С длинными пегими волосами и задорной вьющейся челкой, она была невероятно притягательной и манящей. Про таких говорят: «В самом соку». И действительно, время будто сжаливается над женщинами в этом возрасте, уходит в загул, позволяя полностью раскрывшимся розам перед неотвратимым увяданием быть намного желаннее и красивее, чем их юные сестры. Глаза девушки были чуть раскосыми, а широкая улыбка, обнажающая десны и два ряда мелких зубов с щербинкой между верхними резцами, обескураживала. Нет, не отторгала, но немного смущала, как если бы человек увидел у собеседника выправившуюся бретельку нижнего белья или дырку на одежде на самом видном месте.