Странно, подумала она. Кто-то едет.
Выстроив ассоциативный ряд «машина – город – обычная жизнь – привычная реальность» Кристинин мозг сбросил наваждение и осознал все.
Что все эти люди, которые собрались в круг и хлопают в ладоши – одержимые. Что в центре круга стоит маленький растрёпанный Эрик с больной рукой, которому все труднее хлопать в ладоши. На нем белая одежда, и собой он принёс букет бутафорских цветов – такие стояли в столовой, в вазах на столиках.
И что у ее ног неподвижно, почти вдавленный в грунт, лежит Джафар, возможно, мёртвый.
Кристина задрожала. Вернув себе разум усилием воли ещё раз, она склонилась над Джафаром, отогнула воротник чёрной, испачканной землей куртки и приложила пальцы к его сонной артерии. Кожа, которую она трогала, стала бледной, но не такого цвета, как у мертвеца, и все же тёплой и упругой. Под пальцами ровно бился пульс.
Кристина чуть не заплакала. Продолжая осматривать механика, не нашла ничего, кроме ссадин, синяков и небольшой шишки на затылке. Подергала за конечности – не сломаны. И то хорошо. Видимо, сакральное единение отнимает так много сил, что их не остаётся на ярость. А может эти люди просто ещё мало практиковались. Убить первый раз, говорят, трудно.
Подняв затем голову и оценив происходящее, Кристина осознала, что Эрик сможет развлекать «шмелей» ещё очень недолго. Хлопали меньше половины. Остальные все чаще оглядывались и показывали друг другу то на неё с Джафаром, то на посёлок.
Они там всех убьют, в посёлке, подумала Кристина. Эрик. Эрик, дорогой, сделай что-нибудь!
Эрик уже начал уставать. Его слова становились более глупыми и бессвязными, и хотя, чем глупее они выглядели, тем с большим энтузиазмом подхватывались увлечённой ритуалом частью толпы. Тем не менее, Эрик с отчаянием поглядывал на Кристину. Все же он был не в лучшей форме и все чаще ронял руки на середине речевки. А руки в управлении толпой, как поняла Кристина, очень важны. Их надо время от времени то воздевать, то прикладывать к сердцу, то к промежности. Это важно. Это создаёт у аудитории вовлечённость, чувство братского локтя и животно-магнетического единения.
Тем временем шум двигателя, вырвавшись из плена ландшафтной акустики, сильно приблизился.
Многие «шмели» смотрели на дорогу – точнее, на то бездорожье, что вело к пустоши.