– Ну и дела!
Пока мы стояли в раздумье, дрожащие от страха ханыги подцепили тело заступами и закрыли гроб, в который бросили труп.
– Что бы там ни было – пронеслось в моей голове – А это правильное решение!
Когда мы добрались до вагончика и поставили гроб туда, у нас несколько полегчало на душе. Второй гроб прошел у нас быстрее, третий – еще быстрее – а потом мы и счет им потеряли. Наконец трудовая усталость прогнала страх, и ханыги заявили, что наступило время обеденного перерыва. Мы добрались до вагончика, рабочие достали привезенные с собой припасы… Это было жуткое зрелище: в полутемном вагончике, в пляшущем огне керосиновой лампы, сев на гробы, как на стулья, черноликие мужики с хрустом вгрызались в баранью ногу. Было в этом что-то вампирье, вурдалачье, дьявольское. Мне, человеку впечатлительному, было крайне неприятно. Но можно ли такое сказать о толстокожем Креше? Он поспорил с одним из рабочих, что выпьет бутылку на кладбище – по-моему, только для того, чтобы заполучить бутылку – и прежде, чем я спохватился, он уже выбежал за дверь.
– Если через пять минут он не вернется – сказали мне мужики – То он проспорил; будь свидетелем.
Я уперся взглядом в циферблат часов. Прошло пять, десять, пятнадцать минут – Креша все не было. Я стал волноваться за его судьбу.
– Пора – сказал я ханыгам – Обеденный перерыв закончен!
Я хотел вытащить их на поиски Креша, но они упились настолько, что уже ничего не понимали и только свински похрюкивали и почесывались. Что поделать, пришлось мне брать в руки лампу и идти на поиски одному. Когда я вышел на крыльцо, тьма стояла непроглядная, даже со светом лампы мне было трудно видеть дальше вытянутой руки. Мне показалось, что крошечный огонек в моих руках – единственный во Вселенной. Сойдя на рыхлую землю кладбища, я почувствовал, что ступаю по чему-то склизкому. Опустив лампу пониже, я с содроганием увидел сотни могильных червей всех разновидностей. Что заставило их выбраться на поверхность? На душе у меня было тяжело, но судьба Креша еще более взволновала меня. Мысль об этом негодяе, который, конечно, не оценит моего высокоморального поступка, жгла меня словно раскаленным железом. Стоял четвертый час, час вампиров.
– Креш! – позвал я – Креш, где ты?
Никто не отвечал мне, кроме проклятого эха, оттолкнувшегося от колючих елей. Я звал еще и еще, но результат был тем же. Что мне было делать? Открыто ругаясь и скрыто дрожа, я пошел по заросшей тропе, между могил и когда-то бывших могилами черных провалов, поросших островерхой осокой. Только робкий огонек лампы, да мой собственный хриплый до неузнаваемости голос, звавший Креша, доказывали мне, что я жив. Откуда-то из болотных низин принесло гнилостный, болезнетворный туман. Он клубился, сворачивался в спирали, словно седые патлы ведьм. Я уже не скрывал от самого себя дрожь в руках, зубы же мои щелкали кастаньетами.