Почему восстание началось так поздно?
Поздно? Не говори так! А почему в Освенциме не сопротивлялись? Их что, мало били и гнобили? Да потому, что возможности не было. Почему ты не предъявляешь претензии Освенциму, Маутхаузену? Я считаю, что раньше поднять восстание было невозможно. Еще за несколько месяцев до восстания нам обещали, что придут вагоны оружия, – и не пришли… Вы как дети малые… Не говорите больше такого! В 1942-м на каком-то собрании в гетто верующие убеждали, что стрелять нельзя потому, что так хочет Бог. Мол, все в свое время. Аковцы[28], те тоже боялись, что если гетто поднимется, Варшава вспыхнет, и тогда их всех порешат. Было слишком рано еще и потому, что с одной стороны линия фронта проходила через пятьдесят километров, с другой – через две тысячи.
В разговоре с Ханной Кралль[29], рассказывая о самоубийствах на Милой, 18, вы утверждали, что ради символов не стоит жертвовать жизнью и что у вас не было в этом сомнений в течение всех двадцати дней восстания. А что вы сейчас думаете?
Совершенно то же, что и раньше.
То есть когда нет никакого выхода и остается только наложить на себя руки, самоубийство все равно бессмысленно?
Не говори глупостей, жизнь одна. Я не сторонник самоубийства. А вдруг все-таки удастся… Те, что не покончили с собой, смогли оттуда выйти. Всегда надо на что-то рассчитывать.
Значит, Мордехай Анелевич[30] поступил плохо?
Нет, знаете ли, очень хорошо. Как говорится, погиб народ, погибли его бойцы…
А с другой стороны, вы упрекали Чернякова[31] за слишком тихую смерть…
Да, но смерть Анелевича не была тихой, вообще непонятно, какой была. Тогда ведь все уже закончилось, не было причины себя убивать. Все-таки несколько человек не покончили с собой и смогли выйти. До сих пор живы – то ли шестеро, то ли семеро…
Кто-то из них остался в Польше?
Нет…
Вы поддерживаете с ними связь?
Нет… Когда-то с кем-то встречался.
Расскажите, как складывалась ваша жизнь после восстания.
Это неважно. Такие подробности не имеют никакого значения.
Простите, но для нас они имеют значение.
Был на арийской стороне. Об этом в каких-то книжках написано. Какие вы приставучие…
Вы присоединились к партизанам Армии Людовой?
Потом участвовал в Варшавском восстании. Был в АЛ потому, что аковцы хотели меня расстрелять, сказали, что у меня фальшивая кенкарта