Итак, первый день восстания, 19 апреля.
Да, он самый. Мы ведь… У меня сейчас все это перед глазами… Мы спустились вниз, сами-то жили на втором этаже. Заняли пустую квартиру. Там вроде было пять окон, стояли по двое у каждого окна…
Как началось восстание?
Мы увидели, что немцы входят в гетто. Помню, ночью я стояла на посту, заметила: что-то происходит, въезжают машина. А дом еврейской общины тогда был на нашей улице, на углу Заменхофа, и там тоже началось какое-то движение. Интересно, что немцы устраивали все акции как раз в еврейские праздники. Тогда была Пасха.
С другой группой мы перекликались лампочками. Уже не помню, сколько раз нужно было мигнуть. Кое-что я только теперь вспоминаю. О лампочках сколько лет не помнила, а сейчас все такое живое, все возвращается… Под утро, очень рано, они явились с песнями, наглые, уверенные в себе. Мы начали их атаковать. Через минуту комната была красной от огня, на нас щебенка сыпалась. А мы так: швырнем гранату – и под окно. Польские окна довольно высокие, вот мы у стены под окнами и прятались. Вход через ворота во двор забаррикадировали. Договорились: как будем отступать с наших позиций, подожжем баррикады. Мы должны были забросать этот деревянный хлам бутылками с зажигательной смесью. Помню, как сама туда стол тащила… Ворота были закрыты.
То есть при отступлении вы должны были поджечь баррикаду?
Баррикаду построили внутри, перед воротами, а сами ворота закрыли. Одного из нас, Мейлаха Перельмана, назначили… поручили ему поджечь баррикаду. Мы отступили на чердак, на всех чердаках были проделаны проходы в стенках, чтобы можно было переходить из одного дома в другой. Мы все это раньше подготовили. Наши парни с огромным трудом проломили стены – в польских домах они в метр толщиной. Словом, выбрались по чердакам на Милую.
Сколько времени прошло, прежде чем вы начали отступать?
Не помню.
Хотя бы приблизительно. Час? Несколько часов? Отступили под вечер?
Немного, но сколько именно, не знаю. Время в таких ситуациях совсем невозможно определить. Отступали по чердакам, потому что у нас совсем не осталось боеприпасов. Вот это я помню! Как расстреляли все пули, что были в пистолетах, и гранат больше не осталось, так и начали отступать. Уму непостижимо, как немцы на нас перли. А мы – горстка молодежи. У нас ведь оружия вообще не было, а они нас поливали из пулеметов… Нас было тридцать человек. Три группы против целой колонны вояк. В нашей группе и в той, второй, ни-кто не погиб. А вот парня с пулеметом убили… Он был в группе возле Мурановской. Стоял со своим пулеметом на балконе, так они его застрелили, тут же умер. Мы отступили. Немцы к нам не добрались, потому что Мейлах [Перельман] поджег вход. Они могли, конечно, залезть через окна, но это было слишком высоко. Так что мы успели выбраться.