Тогда, на тренинге, я все-таки попросила участников сообщить об их состоянии. Половина из них, те, с кем я не успела поработать лично, не глядя мне в глаза, говорили о своей разочарованности и растерянности. Я все-таки узнала, что с ними происходит. А хорошей новостью стали для меня отклики тех людей, с кем я сделала работы. Они сообщали о том, что для них произошло что-то очень важное, они лучше себя чувствуют, как будто они сделали важный шаг к отмене этого запрета, им легче двигаться и дышать.
Что нового я узнала о запрете проявляться? Что он связан с отказом очень близких людей видеть нас и признавать наше существование в моменты, когда мы испытываем сильные чувства.
Вот одна из историй, с которыми я работала в тот раз.
Молодая женщина, та самая, которая не имела права проявлять свою злость и отвращение, а должна была всегда выглядеть «только хорошей», пережила уход любимого отца из дома, когда ей было пять лет. Отец приехал из другого города, она ждала его, но он собрал вещи и стал уходить. Она побежала за ним, умоляя остаться, но он не обращал на неё внимания. Она цеплялась за его ноги, выбежала с ним к лифту, но он вошёл в лифт, двери закрылись – а она упала на пол и осталась лежать. Она была разрушена, «убита». Своим поведением отец как будто сказал ей: «Я не вижу тебя». «Тебя для меня нет». «Ты для меня не существуешь».
В психологическом смысле это и есть аннигиляция, уничтожение – боль настолько сильная, что в психике вырабатывается некоторый блок, барьер, запрет проявляться. Внутри человека, которому сделали настолько больно, рождается агрессия, но направляется она не на того, кто причинил боль, а внутрь себя, как будто соглашаясь с тем, что причинило боль – «когда мне плохо, когда я плачу, меня не существует, я не буду проявляться». Таким образом создаётся запрет, чтобы мы могли выжить. И это хорошая вещь – для определённого периода жизни: запрет защищает от повторного переживания настолько сильной боли. Но эта же вещь потом мешает нам добиваться чего-то очень важного, забирает силы и лишает возможностей.
Через какое-то время отец вернулся в семью, они продолжили жить вместе, общаться, но при попытке дочери обсудить с ним случившуюся некогда ситуацию по-прежнему не замечал ее, ту девочку, которой пять лет, которая рыдает, хватает его за ноги и без чувств падает на пол. И сама возможность в течение тренинга хотя бы в терапевтической реальности, во-первых, выразить ему все чувства, а во-вторых, получить признание того факта, что это произошло, – сама возможность терапевтична. Важно пережить этот момент снова, вернуться в него, выразить боль и гнев таким образом, чтобы почувствовать, что его это наконец-то задело, что он наконец-то увидел вас. И не менее важно самому заметить в себе эти чувства и дать заметить их группе. Это позволяет разблокировать запрет, начать дышать, двигаться, ориентироваться в травмировавшей некогда ситуации – отменить запрет и дать себе право проявляться.