– Ну что, устроил детишек?
Он резко повернулся ко мне. Взгляд у него был такой же, как у старушки на обочине, как у директора в школе, как у меня вчера в лифте.
– Теперь уже все равно, – невнятно пробормотал Щипачев.
В следующую секунду он уже скрылся в кузове с решетками на окнах. Полиция уехала, журналисты разбежались. Я потоптался пару минут перед администрацией, после чего побрел в лес.
У элеватора меня встретил знакомый вахтер, провел в сторожку и угостил горячим чаем. Мы молча посидели, о пожаре я не спрашивал. Кому интересно после смерти близкого человека обсуждать его предсмертные конвульсии? Его молча поминают и не оскорбляют непристойными подробностями кончины. Особенно если человек был хороший и дарил людям радость.
Набравшись сил в сторожке вахтера, я проделал оставшийся путь до леса. Как и стоило ожидать, на его месте осталось пепелище. Пейзаж, достойный Верещагина. Поле обугленных пеньков, торчащих из-под земли, как могильные плиты.
Постарался найти то место, где раньше была скамейка. Сел на один из пеньков. Оставалось только вспоминать те часы у опушки, проведенные вместе с Анжелой под зонтиком сияющей кроны, когда я еще мог по-настоящему чувствовать.