– Послушай, ты, – Лейла стала громко, медленно говорить по слогам, как с сумасшедшей или маленьким ребенком, – ИН-ТЕР-НЕТ, «ФЕЙС-БУК»[1], ЛЭП-ТОП, – руками в воздухе открывала ноутбук, начинала на нем печатать.
– Простите, мэм. – Филиппинка казалась теперь еще более грузной и неповоротливой.
Внутри Лейла кричала от очевидного нежелания медсестры что-то делать и вместе с тем показной покорности.
– Окей, ну, может, позовешь тогда кого-нибудь из коллег?
– Да, мэм, нажмите еще раз на кнопку вызова, пожалуйста.
– Рилли … ну, ладно. Хотя почему я должна делать твою работу. – Лейла несколько раз с силой вдавила кнопку вызова.
Пришла вторая филиппинка, маленькая Лавли. Эта казалась расторопней, и с английским было получше.
– Да, мэм.
– Послушайте, ваша коллега, похоже, лайк не понимает меня.
– Извините, мэм.
– Мне нужен планшет, лэптоп или любой девайс с выходом в интернет, пожалуйста.
– Простите, мэм?
– Ох, ну что тут с вами со всеми?!
– Извините, мэм.
– Сириосли, ты меня не понимаешь или в чем вообще дело? – Злость, злость волной откуда-то снизу.
– Мэм, все будет хорошо. Вы должны отдыхать, мэм. Вам нельзя нервничать.
Ох, еще не хватало, чтобы ее поучали филиппинки.
– Давайте я принесу воду и витамины. Вы позже зададите вопросы доктору, мэм.
В голове крутилось разное. Но Лейла сдержалась, волна опустилась из груди и отошла. В конце концов, разговоры с этими двумя бесполезны. Она молча повернулась на правый бок и уткнулась в бортик кушетки, чтобы никого не видеть. Медсестры скоро ушли.
* * *
Вечером с филиппинками вошел упитанный блондин с застывшей улыбкой: «Добрый день, приветствую, ваш лечащий врач, доктор Альфредо, очень приятно». Лейла обрадовалась европейцу, хотя вслух обычно громко выступала против любой дискриминации.
Присев на кушетку, начала сыпать вопросами: где она, почему, что с ней, где доступ в интернет, какова стоимость лечения, сколько калорий в рационе, какие ей дают лекарства. Старалась выглядеть мило и в меру беспомощно. Доктор лишь мотнул головой издалека: «Все хорошо, милая, все хорошо, солнышко», продолжая деловито расспрашивать о чем-то медсестер. Подошел, внимательно осмотрел лицо, уши и рот Лейлы, оттянул воротник, прощупал шею. Его прозрачные глаза сахарились, как и улыбка. Медсестра развязала узелки на спине Лейлы, забрала рубашку, и врач долго осматривал ее голую. В комнату вошел темный сухощавый араб, тоже в белом, постоял где-то у двери и вышел. Лейла замерла, чувствуя себя морской свинкой или экспонатом на выставке: глупо, странно. Но не сопротивлялась, даже не пыталась что-то понять. Только ждала, когда все закончится и можно будет лечь.