Дом Кобылина - страница 23

Шрифт
Интервал


Фёдор вспомнил, что когда Петр Алексеевич велел волонтерам посольства присмотреться к голландским новинкам, то как-то вечером в Амстердаме он видел, что местные купцы иногда достают из карманов небольшие часы и показывают друг другу. Сей прибор его заинтересовал. И когда один голландец тряс перед ним своими часами и всё время подносил их к уху, Кобылин подошел вплотную к этому человеку и попросил показать часы, а потом купил. Местные плотники сказали, что часы не рабочие, но чинить наверное можно. И в один из редких выходных вечеров Фёдор нашёл мастера, взявшегося посмотреть его часы. Мастер открыл заднюю крышку, потрогал детальки часов, сказал: – Надо чистить. Договорились недорого. После чистки часы вдруг пошли и оказались вполне работоспособными. Подумал теперь, что перед кончиною своей обязательно отдаст часы сыну. Пусть ценит. В них ход времени. Опять вспомнил науки и приказы Петра Алексеевича. Велик, велик государь. Прозорлив он и умом острейший, и рукой трудится умело; а искусные древоделов руки производят сильные врагам нашим муки, как грибы растут суды всех родов, и флот уже страшный многим. Оттоль вверх, в пряму черту, вельмож непресечны пространны зрятся дворы; где же скоротечны вторицей в граде струи Нева искривляет, делятся в два рамена, тут Пётр обитает: не пространно жилище, довольно и покою – что внешняя пышность тому, кто велик душою? Так думал Фёдор, шегая по Петербургу, поняв вдруг, что мысли свои облёк стихом: был бы я пиитом, описал бы на бумаге всю теперешнюю красоту и силу воздействия всего нового.


ГЛАВА 15 Череда неприятных событий

Вскоре произошла череда весьма неприятных событий для семьи Кобылиных.

– Екатерина не русская, – говорил в 1724 году своим приятелям отставной капрал Ингерманландского полка Василий Кобылин, участник взятия Мариенбурга, – и знаем мы, как она в плен была взята и приведена к знамени в одной рубашке, и отдана под караул, и наш караульный офицер надел на нее кафтан. Она с князем Меншиковым Его Величество Петра Великого кореньем обвела». Среди приятелей Кобылина оказался наушник, дьячок, который донёс на товарища в Тайную канцелярию. Слух об этом долго жил в среде простого народа. Узнав об этом Фёдор страшно испугался за сына, но вдруг сравнив теперешние обстоятельства, что сын его пока не в отставке, что никогда не служил в Ингерманландском полку, решил искать встречи со своим Василием и во всём разобраться самому. – Кто этот полный тёзка, какое отношение он имеет к нашей семье? – задавал себе бесконечно одни и те же вопросы Фёдор Кобылин, стремглав нося свои старые ноги по Петербургу в поисках сына. К тому времени он уже обзавёлся полезными связями в этом городе. Фёдор узнал, что было сказано о возвращении городка Волмара 20 августа 1702 года фон Верденом: «А между тем временем во всех бригадах у Мариенбурха чрез озеро плоты для штурму уже были приготовлены. Тогда неприятель учинил акорт, чтоб завтрее город принять, а людей отпустить». Однако взрыв в цитадели был воспринят Борисом Петровичем Шереметевым как нарушение соглашения о сдаче и город был отдан на поток, то есть на разграбление, как это бывало после штурма. Согласно «Уставу прежних лет» – военному закону того времени, город, жители, их имущество в таком случае становятся военной добычей, а пленные – частной собственностью военных. Именно тогда из-за нелепого поступка капитана Вульфа в полонное рабство к солдатам и офицерам попала Марта Скавронская, а также пробст Эрнст Глюк и его семья. И было донесение Юста Юля, и следственное дело в Тайной канцелярии завели. И как донёс на отставного капрала Ингерманландского полка Василия Кобылина дьячок Василий Федоров, капрал говорил как очевидец о Екатерине: «… она не природная и не русская, и ведаем мы, как она в полон взята и приведена под знамя в одной рубахе и отдана под караул и караульный-де наш офицер одел на нее кафтан»… Что же это за человек, кто бы это мог быть в нашем роду, размышлял Фёдор. Брата моего – Иваном звать, дети его Иваны. Никто из них в этих событиях не участвовал. Иван Меньшой сейчас в Туле мастером по оружейному делу и ремесло его там в почёте. Любопытно, что же в доносе на Василия Кобылина сказано, что де капрал говорил о Петре: «… он некий сулим и недоброй человек, да и глаза де у него воровские, что ходит потупясь, глядит в землю». Дело было серьезное и тут что-то нечисто, крепко пахнет оговором… Василий Кобылин был арестован, пытан и казнен, а имение его отписано в казну. Фёдор понял, что этот человек мог быть какой-то их дальний родич; также он знал, что Пётр Алексеевич, действительно, не терпел, когда к нему приближались незнакомые подлые люди или кто-то смотрел пристально ему в глаза. Фёдор решил рассказать всё сыну при встрече и предостеречь его от подобных роковых поступков.