Выйдя на поляну, Боб осмотрелся и нахмурился. Под дубом, стоявшим посреди вырубки, смутно белела женская фигурка. Молодая девушка лежала, высоко подтянув исцарапанные, в ссадинах колени. Вокруг валялись клочья одежды. Она мелко вздрагивала и, всхлипывая, слабо куталась в то, до чего могла дотянуться. Боб наскоро привязал лошадь и пошел к дубу. Услышав шаги, девушка подняла на него испуганные, красные от слез глаза, и попыталась отползти подальше.
– Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, – кузнец старался говорить как можно мягче, но она по-прежнему отодвигалась от него. Нетрудно было догадаться, что с ней произошло.
– Кто это сделал? – она никак не дала понять, что услышала вопрос. Может, немая? Кузнецу не хотелось ввязываться в историю из-за неизвестной девчонки, кто знает, что подумает ее родня? Но не оставлять же ее в лесу – косые лучи солнца уже стали красноватыми, близился вечер.
Боб сходил к телеге и принес толстый суконный плащ, который он прихватил с собой на случай дождя. Укутавшись в плащ, девушка, казалось, почувствовала себя увереннее, по крайней мере, она смогла встать и с помощью Боба доковылять до телеги. Он помог ей взобраться на мешки с углем, и двинулся в путь.
В деревню они въехали уже в темноте. Хорошо знающая дорогу лошадь, сама нашла дом кузнеца. Мэй и Джо, старший сын, встречали его на крыльце. Джо держал зажженный факел.
– Что-то ты поздно сегодня, старый, – ворчливо сказала Мэй, – ужин давно остыл.
– Я рано закончил, да вот задержался на старой вырубке. Джо, посвети-ка мне!
Разбуженная светом факела, девушка сонно заморгала и приподнялась на телеге. Как только уснуть умудрилась на угловатых мешках!
– Святой Боже! – ахнула Мэй, – Кто это?
– Нашел под дубом. Ничего не говорит, только дрожит и плачет. Расспроси-ка ты ее, Мэй, у тебя это лучше выходит.
– Бедняжка! Как тебя зовут? – участливо спросила Мэй.
– Г-глэдис…
– Слава Богу, – проворчал Боб, – А то я уж думал, у нее языка нет.
– Вот что, старый, – решительно сказала Мэй, – Давай-ка ее в дом. Джо, разбуди Хильду, принесите воды. Пойдем, милая, держись за меня.
Глэдис, вздрогнув, проснулась среди ночи. Что-то плохое случилось с ней. Что-то очень плохое. Да! Она не дома, а Бог знает где! В каком времени, в какой местности – непонятно! Она прислушалась к сонному дыханию людей. В одной большой комнате, на широких нарах, покрытых соломенным матрацем, спали мальчики, их двое. Девочки, которых тоже двое, спали здесь же, на других нарах, в уголке, отгороженном занавеской. Посреди комнаты стоял большой крепкий стол. Вокруг него – лавки и табуретки, сколоченные грубо, но прочно, на века. Одну из этих лавок приспособили под кровать для Глэдис. Прямо в комнате, под потолком, на крюках висели сельскохозяйственные инструменты вперемешку с пучками трав. В углу располагался камин. Простенок с проходом отделял от общей комнаты помещение, служившее кухней. Там был еще один камин с плитой, под потолком, на полках и небольших колышках стояла и висела посуда, в основном глиняная, но попадались и медные горшки и сковородки. На большом сундуке в кухне спали хозяин и хозяйка.