– Ага, и печать с черепом и перекрещенными костями. Точно в ад отправляют! Ты там и недели не протянешь, Конь, – подшутил над соседом по «шконке» зек в черной робе и толкнул дверь в библиотеку ногой.
– Гляди-ка, и Сицилиец в добровольцы записываться. – пошептались меж собой мужики, обсуждая зашедшего без очереди приближенного к Царю зека-положенца, осужденного за вымогательство, – Видать, из блатных не только Конь когти рвет. Странно! Может Сицилийца пахан настрополил, как остальных из рецидивистов, а может он сам решил свинтить на этапе? Только не в курсе, что бегунков эти частные вояки «мочат» на месте, без предупреждений и выстрелов вверх. И глазом не моргнут! Мне рассказывали. Там не забалуешь. Подчиняться надо. И слушать командиров…
– Странно, давеча сам же говорил, что сучье дело на государство батрачить, и тем более за него воевать. Передумал видать.
– Так ему еще десятку чалиться. Он всю ночь с Царем базарил, тер в шхере. Там, в храмовой пристройке, всю ночь лампадка горела. Видно, Царь ему вместо батюшки отпустил грех.
Сицилиец, прозванный так еще в ранней юности за любовь к книгам Марио Пьюзо о мафии, на самом деле успел прочесть только одну из них, и то не самую лучшую – «Дураки вымирают». Она была гораздо слабее и поверхностнее «Крестного отца». Но сам факт прочтения романа «от корки до корки» создал Глебу Немировскому в среде дворовых урок из провинциального южно-российского городка репутацию рассудительного бандита, позволившего ему сколотить шайку и «нагнуть целый район».
Попался он на жалобе коммерсантши, «бизнес-вумен» со связями, которая была ущемлена тем, что не смогла договориться с новоявленной бандой как обычно – «соскочить за красивые глазки». Подручных Сицилийца приняли в момент передачи пакета с деньгами. Взяли с поличным.
В следственном изоляторе они молчали как партизаны. За это время Сицилиец успел наказать стукачку, устроив пожар в ее ресторане, но дама оказалась настырной и дала из мести свидетельские показания, подтвердив их личной перепиской с главарем банды. В эпистолярном жанре Сицилиец был хоть и немногословен, но весьма неосторожен.
Получив двенадцать лет в совокупности, а ему дополнительно вменили вину за хранение оружия и наркотиков, его этапировали сперва в дагестанскую зону «для перевоспитания», а потом обратно в донские края.