Для меня таким накоплением стала жизнь на Кавказе у моего дедушки и его супруги. Я прошла через манипуляции со стороны жены дедушки и через буллинг в школе и во дворе, который длился четыре года. Я держалась только благодаря тому, что у меня была такая же чувствительная подруга. Мы вместе ходили в библиотеку и взахлеб читали всё подряд, когда удавалось найти время между работой на земле и продажей фруктов на вокзале.
Кропоткин – город, в котором я жила, был узловой станцией, и там поезда делали длинные остановки, иногда по 40-50 минут. Прежде чем отправиться по своему маршруту, пассажиры обычно прогуливались по перрону и скупали всё подряд у продавцов. Цены были значительно выше, чем на рынке, поэтому многие стремились продавать фрукты, орехи и Бог знает что ещё. Но было одно "но": это было запрещено местным законом, поэтому на перроне часто можно было встретить милиционеров, штрафующих продавцов или отводящих их в отделение.
Некоторые продавцы быстро бегали с ведрами фруктов, некоторые прятались под вагонами, а некоторые давали взятки. Мы с дедушкой иногда убегали или пролезали под вагоном, чтобы спрятаться с другой стороны поезда.
Не скажу, что милиционеры приходили с рейдом к каждому поезду, но у меня в памяти навсегда отпечатались сцены с московским поездом, который отправлялся в 15:00 каждый день. О, это было блаженство! Здесь можно было продать все четыре ведра фруктов за баснословные по моим меркам деньги. Это была золотая жила для продавцов!
Все эти моменты были счастливыми для меня, дедушка полностью принимал и любил меня. Побег от милиционера я воспринимала как игру. Но после солнечного дня и пронизывающего солнца, оставлявшего на коже неподражаемый запах зноя, всегда наступали долгие моменты буллинга в школе и во дворе.
Я не могла постоять за себя, и за моей спиной никого не было. И это самое отвратительное чувство – когда за твоей спиной никого нет!
Каждый вечер я рыдала в подушку и молила Бога вернуться побыстрее к маме, к себе домой.
Мама, несмотря на её диагноз, была необычайно легким человеком, супер эмоциональной, непосредственной и супер легкой. Но в моменты своих приступов она открывалась совершенно с другой стороны: подозрительная, неуверенная и супер запуганная. Такой я её не знала. После моего возвращения с Кавказа у мамы не будет приступа ещё два года (напомню, что она не принимала лекарств), и её приступы поначалу были для меня как гром среди ясного неба. Поначалу она заболевала простудой, затем «уходила в себя» и через некоторое время переставала спать и есть. Могла стоять часами напролёт на одном месте и немного притопывать, и так день, ночь, и на утро опять в той же позиции.