Мальчуган, тот самый Гришка, который узнал меня среди пассажиров вертолёта, привёл нас к дому. По вытянувшемуся вдоль улицы длинному сплошному забору можно было судить о немалых размерах огороженного участка. Похоже, что при застройке объединили два, три, а то и все четыре домовладения. Над забором возвышался добротный двухэтажный дом, на фоне которого все остальные постройки в деревне представлялись всего-навсего жалкими курятниками. Гришка толкнул калитку, и нашим взорам открылся просторный двор. Там было много разновозрастной ребятни, прямо какой-то интернат. Мы с Мишей Каратаевым ещё успели перекинуться парой фраз.
– Это дети Просто Марии, – шепнул я.
– Родные? – непритворно ужаснулся Каратаев.
– Приёмные.
Он хотел ещё что-то уточнить, но не успел. Нас уже увидели, и вся эта гомонливая орава бросилась нам навстречу.
– Дядя Илья! Дядя Женя! Дядя Илья! Дядя Илья! Дядя Женя! Дядя Илья! Дядя Илья!
Один сплошной вопль, в котором слов было уже не разобрать. Они повисли на нас гроздьями, даже на Мише Каратаеве, хотя и видели его в первый раз в своей жизни. Дверь дома распахнулась, и на крыльцо, привлечённая неожиданно возникшим шумом, выбежала женщина. Я её сразу узнал. Просто Мария. За прошедший год она нисколько не изменилась. Увидев нас, она замерла и превратилась в статую. Она испугалась, это можно было прочесть на её лице. Я её понимал. Год тому назад она исчезла, бежав среди ночи вместе с тремя десятками разновозрастных ребятишек, над которыми она оформила опекунство, и надеялась, наверное, что больше никогда с нами не пересечётся. Но мы появились во дворе её нового дома. Отыскали её, как ей, наверное, представлялось. Откуда же ей было знать, что мы здесь оказались совершенно случайно.
– Здравствуй, Мария! – сказал Илья глухим, каким-то совсем не своим, голосом.
Ребятня вдруг умолкла, и наступила звенящая тишина. Дёмин стряхнул с себя облепившую его малышню и пошёл к крыльцу. Мария смотрела на него с суеверным ужасом. Дёмин дошёл до крыльца, поднялся по ступенькам и сгрёб Марию в свои объятия.
– Куда же ты подевалась тогда! – пробормотал он с упрёком. – Я же чуть с ума не сошёл!
Поцеловал Марию, и тогда она заплакала.
– А я испугалась сейчас, – говорила она сквозь слёзы. – Я думала, вы с лихими мыслями сюда заявились.
Страх её отпускал.