– Слушаюсь, шеф, – сказала Валентина, однако не преминула съязвить, – Я, кстати, грязных стаканов и не держу.
Ручьёв усмехнулся.
– Тем лучше, – устремил на Григорьева пронзительный взгляд, – Итак, Петр Николаевич, я слушаю…
Тот коротко вздохнул, глянул на кожаную папку, которую держал в руках, и тоже улыбнулся – правда, очень скупо. И ввиду несколько "лошадиных" зубов, далеко не столь ослепительно, как это умел делать Ручьёв.
Впрочем, повторим – внешность обманчива.
Григорьев являлся ментом, но ментом нетипичным. Во-первых, он был одним из немногих истинных профессионалов, еще каким-то чудом не сбежавших из структуры, давно скомпрометировавшей себя повальной коррупцией, ленью и пьянством.
Во-вторых, он действительно добросовестно работал.
В-третьих, и это удивляло больше всего, был даже относительно честен.
Ручьёв ценил дружбу с Григорьевым не только ради информационного обмена. Хотя, что греха таить, именно информационный обмен и являлся той почвой, на которой сошлись двое столь несхожих людей, как сын дипломата, в прошлом офицер внешной разведки Ручьёв – денди, умница, светский лев;
и офицер МВД Григорьев – не меньший умница, но далеко не красавец, а о светскости умолчим вообще – Григорьев (внешне, по крайней мере) производил впечатление затюканного жизнью и замордованного бытом отца семейства.
К слову, большая доля истины в этом имелась.
Однако, тянулись они друг к другу – владелец охранно-сыскного агентства и капитан милиции, опер по особо важным делам. Хоть повторимся – их дружба, как и любая дружба, не была лишена корысти. Правда, специфической. Информация являлась тем товаром, которым они взаимовыгодно обменивались.
…– Итак? – повторил Ручьёв, также садясь за свой рабочий стол, – В чем проблема?
Григорьев сделал пару глотков ледяной минералки из идеально чистого стакана и сказал абсолютно скучающим тоном:
– Я тут вспомнил на досуге… на досуге, "Ржевский",– бросил на Ручьёва острый взгляд и опять скромно опустил глаза, с видом, словно бы говорящим: "Я-то что? Я человек маленький…"
– И о чем же ты вспомнил? – мягко, почти вкрадчиво поинтересовался Ручьёв.
Григорьев коротко вздохнул.
– О пареньке одном. Который, вроде, когда-то на тебя работал,– еще один взгляд, словно бы спрашивающий: "Улавливаешь, к чему клоню?"
Ручьёв хмыкнул. Что могло означать как утверждение, так и отрицание.