– Варежку завяжи и слушай.
По-птичьи наклонив голову к правому плечу и сложа руки крестом на колене, он смотрел на Петровича.
Он протянул руку, Петрович дёрнулся в ожидании удара и попытался отпрянуть, но стопа в грубом рабочем ботинке по-прежнему давила на грудь старшего мастера.
– Кир… – Слабо проблеял старший мастер.
– Как ты меня назвал?
Рука замерла на полпути.
– К-к-кир… Кирилл…
– Кир-р-рилл.
Он покатал имя с долгим р на языке.
Нет. Оно ему не подходило. Может быть, телу, в котором он находился, и да, а ему точно нет. Вот только как его зовут, он не помнил. Пока не помнил. И он надеялся, что только пока. Что же, придётся какое-то время побыть безымянным.
Рука продолжила движение и достала из нагрудного кармана спецовки пачку «Примы». Пальцы ловким, привычным щелчком выбил сигарету и отправили её в рот. Коробка с отравой полетела в угол. Из отделения для ручек он достал дешёвую китайскую зажигалку, прикурил и небрежным жестом отправил её вслед за куревом.
С наслаждением затянувшись, он выпустил струю дыма прямо в вытаращенные глаза, лежащего на полу.
– Экий ты скупердяй, Василий Петрович, при таких заработках такое дерьмо куришь.
Он покачал головой и с видимым удовольствием, противоречившим словам, затянувшись, продолжил:
– Мог бы что-нибудь поприличней курить, я не говорю про «Мальборо», но уж на «ЛМ» мог бы и раскошелиться.
– Тебе, сопляк, это даром не пройдёт, – прохрипел Петрович.
– Ну почему же даром, любезный Василий Петрович, сколько у тебя в сейфе, тысяч триста?
«Что я несу?» – пискнул не охваченный морем спокойствия краешек сознания.
Губы старшего мастера скривились, словно он хотел плюнуть в лицо нависшего над ним парня. Ещё недавно тихого и забитого, сносившего любые издёвки и придирки. А куда бы он делся, если приехал в огромный город из периферийного Мухосранска, а паспорт спокойно лежит в сейфе у Петровича. Ну и что же, что золотые руки по части механики. Вот пусть и пашет за гроши, и спасибо говорит, что угол дают, да на пиво и сигареты отстёгивают, ах, да он же не курит и не пьёт, каждую копейку матери отсылает.
– Пошёл ты. – Непонятно с чего старший мастер вновь расхрабрился.
– Пойду, пойду. Денежки возьму, паспорт и пойду.
– Щас, возьмёшь! За щеку ты у меня возьмёшь.
– Ай-я-я-ай, зачем так грубо?
Ботинок переместился с груди на промежность старшего мастера и слегка надавил. Вот только Петровичу не показалось, что слегка. А показалось ему, что хрустнет сейчас под толстой подошвой грубого ботинка его нежно любимое мужское достоинство. Старший мастер заскулил от страха и боли.