– Тебе нравится Дивнозёрье?
Тайка не сдержала улыбки, когда Валера кивнул:
– Да, очень. В городах очень много суеты, а здесь так спокойно… И птицы поют – заслушаешься.
Будто в подтверждение его слов, из кустов раздалась щёлкающая соловьиная трель, и взгляд Валеры стал мечтательным. Он положил руку на спинку лавочки, и Тайка на всякий случай отодвинулась подальше.
– Слушай, а почему твоя мама такая грустная?
На самом деле Алевтина Александровна грустной не была – скорее подозрительной, – но Тайка не знала, как ещё спросить.
– Разве? – Валера почесал в затылке. – Не знаю, может, просто устала. Мы последние дни только и делаем, что дом приводим в порядок. Он же столько лет в запустении стоял.
– Глаза у неё печальные. Такие, будто бы что-то случилось. Ещё давно…
– Да вроде всё в порядке. Тебе, наверное, показалось.
Тайка вздохнула: похоже, затея оказалась бесполезной. Либо Валера скрывал что-то, как и его мать, либо на самом деле ничего не знал. Лицо его было таким бесхитростным, что она без сомнений поставила бы на второе.
Новый сосед, осмелев, сам принялся её расспрашивать: о жизни в Дивнозёрье, о семье, о том, куда она будет поступать, когда закончит школу. Пришлось отвечать (и хорошенько следить за собой, чтобы не сболтнуть лишнего). Потом подтянулись остальные ребята, началось веселье. Несколько раз за вечер Тайка порывалась уйти, ссылаясь на срочные дела, но её не отпускали. Она вынуждена была остаться до полуночи, а потом ещё и позволить Валере проводить её до дома.
– Мы же завтра увидимся?
Он галантно придержал ей калитку.
– Не знаю, – честно ответила Тайка и только потом поняла, что эти слова можно было расценить как кокетство.
А ведь ей этот парень даже ни капельки не нравится. Ох, ну и влипла же она!
* * *
Этой ночью Тайке спалось плохо, ей было то жарко, то холодно, поэтому она всё время сбрасывала одеяло, потом просыпалась от холода, стуча зубами, закутывалась в кокон и снова проваливалась в сон.
Проснувшись в очередной раз, она решила спуститься, чтобы попить воды. Окно на кухне оказалось открыто, и Тайка насторожилась: она ведь точно помнила, что всё закрывала на ночь. Сон как рукой сняло. Она проморгалась, чтобы глаза привыкли к темноте, сжала в кулаке оберег, висящий на шее, и последние ступеньки прошла очень осторожно, чтобы рассохшееся дерево не скрипнуло под ногой.