Не один дома - страница 15

Шрифт
Интервал


Казалось, подросток дрожал.

– И как часто ты это видел? – спросил Данил.

– Достаточно часто, чтобы желание смотреть на себя в зеркало пропало надолго… Но и это не все. Я хочу попросить тебя убрать кресло в дальнем углу комнаты…

Даниил оглянулся. В углу у окна стояло большое кожаное кресло, которое было изготовлено на предприятии, принадлежавшем ему и Сергею. Изготовлено было под заказ специально для Макса на его десятилетие: на спинке кресла черными нитями было вышито имя «Максим». Рядом стояла электрогитара и усилитель к ней, которые сын заказывал в подарок на свой прошлый день рождения. Но и гитара, и колонка поросли толстым слоем пыли.

– Что не так с креслом, сынок? – озадаченно спросил отец.

– Папа, – Макс стал прятать взгляд, – я на нем часто вижу маму…

– Маму? – удивленно переспросил Данил. Макс утвердительно закивал.

– Да, маму… только она сидит не так, как обычно сидят в кресле… Она там такая, какой является в моем сне, когда мне снится та авария: одна ее нога, кажется, странно изогнута и торчит вверх, вторая, сложенная пополам в обратную сторону, лежит у ее головы, а голова свисает с сиденья… лицо смотрит на меня, при этом грудью она прислонена к спинке кресла… а ее шея… пап, ее шея вывернута на 180 градусов. Сперва глаза всегда закрыты, но потом она открывает их и спрашивает, не хочу ли я творожных кексов. Каждый раз. Каждый раз она спрашивает одно и тоже. Но плевать на кексы. То, как она лежит… ее взгляд… Пап, я тебя очень прошу, убери кресло…

У Данила по спине забегали мурашки от рассказа сына, а у Макса из глаз все же потекли слезы. Он спрятал взгляд, уткнувшись лицом в колени, а отец пристально всматривался в неосвещенное кресло. Подсознание уже изобразило на нем его жену в том положении, в каком описал ее сын. И вдруг ему стало безумно жалко Макса за то, что он видит такие ужасные вещи. Данил обнял парня и тот, словно маленький, разрыдался.

– Сынок, – сказал отец, – ты не думаешь, что в таком тяжелом психологическом состоянии тебе не стоит читать подобные книжки? Быть может, ты усугубляешь то, что кроется у тебя в сознании?

– Папа, ты же должен меня понять, – с отчаянием в голосе сказал сын, – просто обязан. Ты ведь не мама. Прошу, попробуй понять то, что я чувствую. Загляни в себя, в свою голову. Да, это странно, это очень странно, но когда нам плохо, нам вовсе не хочется слушать веселую музыку, прыгать на батуте и смотреть комедии, смеясь от смеха и радости. Мне кажется, что боль внутри нас нуждается в пище, и она хочет питаться болью, потребляемой из внешнего мира, тоской тех, кто испытывал нечто подобное до нас, пусть и на бумаге. Мой внешний мир – это книги, мир нереальный, потому что реального я лишен. Вот такие непроходимые лабиринты путают мое сознание, но мне от этого становится легче. И спокойнее. Это мое умиротворение. Моя боль насыщается и не так сильно терзает меня. Да, это странно, но ты должен понять.