Исчезли обои в цветочек, зеркало в бронзовой раме и выгнутые бра на стенах. Всё стало светлое, в стиле лофт: псевдокирпич на стенах, натяжной потолок со спотами, и плитка под деревянные некрашеные доски, вместо линолеума.
Глянул на дверь моей комнаты, хотел было пойти к ней, но сзади кашлянули, и я всё понял.
– Что? – Я оглянулся на смущённо отводящего глаза брата. – Моя комната – уже не моя?
Егор пожал плечами.
– Когда мы поняли, что ты не вернёшься, Сонька её Лизке отдала.
– Ясно. Вещи хоть мои не выкинули?
– В гардероб отволокли. Не все, правда.
– Гардероб – это где? Я что-то не помню, чтобы в нашей квартире было такое место.
– Пойдем, покажу. – Братишка тяжело вздохнул. – Только тапки натяни. Сонька не разрешает в ботинках по квартире шляться. И куртку давай повешу, она…
– Не любит, когда в уличной одежде по квартире шарятся. – Закончил я за него. – Ну, кто бы сомневался.
8
Я стоял перед гигантским шкафом, которого, кстати, не помнил, и с грустью, да нет, пожалуй, с любопытством смотрел внутрь. Немного мне осталось от прошлой жизни. А впрочем, чего я хотел? Исчез, не обняв никого из родичей на прощание, не сказав даже прощай, лишь бросил короткую записку в почтовый ящик: «Я – норм. Меня не ищите».
За спиной опять смущённо кашлянул Егор.
– Болеешь? – Иронично поинтересовался я.
– Нет. – Он вздохнул. – Это Соня в сердцах выкинула. Ещё до ремонта. Диски, кассеты, книги…
– Ага, – перебил я его, – весь шмот, проигрыватель, гитару и всё остальное тоже.
– Не, – улыбнулся братишка, – проигрыватель с колонками я себе забрал, он у тебя зачётный. А гитару Ольга забрала, когда подросла.
– А рисунки?
Лет до пятнадцати, пока не начал потихоньку вливаться в криминальный мир нашей семейки, я любил рисовать. Впрочем, любить – совсем не отражало моей страсти. Я рисовал везде: дома, в школе, на заборах, в заброшках на стенах, на обратной стороне тетради, на альбомных листах, на обоях и парте. Получалось – по заверению друзей и родственников – очень неплохо. Рисовал в основном могучих воинов в доспехах, с мечами наперевес, да обнажённых дев, учась по репродукциям Валеджио и Райо. Выходило натуралистично. Самые лучшие украшали стены моей комнаты, часть разошлась по друзьям и знакомым. Я даже год в художке отучился, а потом затянул меня водоворот опасной уличной жизни, и я всё забросил.