Утром группа не осталась на завтрак в отеле. Мы ели в просторном кафе с большими окнами. Находилось оно на холме. Шли до него пешком. На удивление утомились немногочисленные молодые, захныкала четырехлетняя светловолосая девчушка, кажется, из Словении. Она носила маленький очаровательный бантик на тонкой небрежной косичке, который уже научилась завязывать сама. Все проголодались и на входе в узкую дверь возникло столпотворение. Меня это рассмешило. Я поспешила достать телефон и сфотографировала носорогов у водопоя. «Эта дверь никогда не видела такого ажиотажа», – подумалось мне. Я обернулась и увидела город в перспективе. Дома, выровненные словно солдатики на параде, образовывали сетку. В конце улицы тонкой полоской в тумане виднелось холодное море. Тучи рассеивались. Небо стало белым. Казалось, даже может выйти солнце. Я зашла в кафе и села у окна. Рядом справа ел кашу интеллигентного вида дедушка. Он, как и я, путешествовал один. Но ему это радости не доставляло. При любой возможности он заводил рассказ о своем прошлом и надеялся, что хоть кому-то это будет интересно. Мужчина когда-то был актером, по своему же замечанию, «вечно и несправедливо на вторых ролях». Единственная душа, которая искренне в нем была заинтересована, носила бантик на тоненькой косичке. Девчушка периодически таскала деду свои находки и телефончик мамы, чтобы показать, что творится на экране, и, конечно, получить посредственно сыгранное одобрение. Мама чаще ругала девочку. Но не от злобы, а от беспокойства. Это была полная женщина лет сорока без мужа и других детей. Свою драгоценную дочь она берегла как нежную жемчужину.