Избач. Повесть, стихи, эссе - страница 11

Со скрипом, резко отворилась входная дверь и в прихожую быстро вошёл хозяин подворья, отец Вани, Фёдор Филиппович, увлекая за собой белым, завихряющимся турбулентно потоком, облако морозного воздуха и, увидев картину, которая открылась в двух-трёх шагах от него, замер на миг. Его глаза выразили ничем не скрываемую ярость, правый ус, совместно с худощавой щекой подёргивался, крепко сжатые кулаки, жилистый и покрасневших на морозе рук, побелели в суставах фаланг пальцев.

Немец медленно повернул, раскрасневшуюся от злости холёную физиономию, с гладко выбритыми, лоснящимися ланитами и его глазах ярость резко сменилась на ужас и пришло осознание того, что сейчас он может оказаться в качестве повергнутого противника, и отпуская «мёртвую хватку» пальцев, отпустил шею хрипящего парня, не поднимаясь во весь рост, медленно попятился от вошедшего хозяина. За полтора года войны фашист успел узнать, на что способны русские, даже без оружия, в данных ситуациях, бормоча при этом себе под нос:

– Er nannte mich ein Schwein. Er nannte mich ein Schwein… (Он меня обозвал свиньёй…).

Разве могло этому верзиле прийти в голову, что парнишка деревенской школы, где сам учитель, хоть и из немцев-колонистов, но и сам никогда в Германии от рождения не был и, при разговоре на своем родном языке с соотечественниками, даже у них возникают непонимания, из-за разницы диалекта тех мест, откуда давным-давно приехали в эти края по приглашению русских императоров немцы. И то, что эта оплошность в одну букву, которую он «проглотил» в слове «Schein» – блеск, говоря о снеге и солнце на дворе, могла стоить парню жизни, он и сейчас видимо не понял. Он в момент ярости видел перед собой врага, хоть ещё и малолетнего.

Отец, припав на колени, начал трясти парня за плечи, пытаясь заставить его дышать. Мать подскочила в ковшик воды и, набрав полный рот, с глубоким выдохом обильно оросила лицо сына и супругу досталось, естественно. Ваня вздрогнул, сделал глубокий звучный вдох и открыл глаза. Он смотрел недоумённо и сначала, попытался сопротивляться отцу, думая, что кошмар удушения продолжается.

В редкие минуты одиночества, когда избач находился в лёгкой прострации, перебирая в голове, что нужно сделать в первую очередь, смотря на огонь через треснувшую плиту печки и слушая потрескивание дров, вспоминал те минуты из своей короткой жизни, которые забыть невозможно. Но обязательность и должностные обязанности, к которым он относился с явным рвением, заставляли забыть тягостное в мыслях.