На том и порешили. Едут в поезде. Карапуз Алёшка, «обживающий» плацкартный вагон, прыгающий через узлы и чемоданы, не мог не привлечь внимание пассажиров. Кто-то заговорит с ним, а кто-то, растрогавшись и леденец даст.
Сердобольная женщина, подозвала карапуза, отломила ломоть ржаного хлеба и с улыбкой протянула ему, в надежде, что он отблагодарит её за это, как минимум своей детской наивной улыбкой. Но реакция была непредсказуема. Малец надул губы, втянул в плечи шею, опустил голову и произнёс слова, которые заставили закатиться со смеху, как минимум, половину вагона, тех, кто слышал это:
«Ны буду! У мене буде животик болить…».
Но не все даже поняли, почему он так сказал. Ведь тот хлеб, который пекла мать из муки южных сортов пшеницы и этот, были, что небо и земля.
Снился, конечно, дом, родные, то, что было когда-то и то, что грезилось, непонятно к чему. Но чаще всего, после напряжённого дня, уставший новобранец, спал, как младенец.
И ещё один случай запомнился Ивану. Когда уже немного пообвыклись на месте: к порядку выполнения приказов и несения караульной службы, знали порядок обращения с командирами и товарищами, научились более согласованно и в ритм маршировать строевым шагом на плацу, заправлять койку и наматывать обмотки, произошло вот что.
Привезли пополнение. И это пополнение выгодно отличалось от тех, которые здесь уже находились полмесяца. Не выправкой и бравадой, а формой одежды. На них не было вшивых, молью побитых, заваленных шинелей и заскорузлых ботинок с обмотками. На них были новые, как бы только с фабрики шинели, сияющие на солнце сапоги, красивые, не затасканные шапки. Да и лица вновь прибывших, не только угрюмостью, но и пока непонятно чем, отличались от тех, кого можно было назвать аборигенами.
Когда капитану Сыромятину подвели пополнение, доложив откуда прибыли новобранцы, то бывшего командира стрелковой роты Юго-Западного фронта перекосило гримасой, с выражением гнева, как будто он опять перед собой видит не тех, кого придётся обучать, а тех врагов, с которыми, капитан со своими сослуживцами, вёл непримиримые кровопролитные бои ещё этим летом и в тех же районах, откуда прибыло пополнение.
Осмотрев прибывших и обведя взглядом тех, с кем уже провёл не один час учебных и строевых занятий, объявил общее построение учебного отряда, при этом приказал новеньких построить в две шеренги, ровно напротив уже «притёршихся» к новому образу жизни, который принято называть службой.