– Хорошо бы. Пить хочется, – выпил огромный бокал крепкого чая, кивнул Георгию Фёдоровичу, – помощь ваша нужна. Вы как?
– Если в моих силах… Маша, забери мальчишек, идите, погуляйте.
– Маша, возле подъезда, слышь, темень, далеко не уходите, – заволновалась тётя Люда.
Проводив взглядом ребятню, заговорил.
– В аварию попал на своём «Жигулёнке», в деревню к тёще ездил…
– Ну это беда не беда, – улыбнулся Георгий Фёдорович. – Руки при мне… но, вот запчасти… надо посмотреть… если покупать…
– Вы посмотрите, что надо, потом придёте в магазин запчастей… э… на Щорса который, там всё… оплачено, – покашлял в кулак.
– Уф! – выдохнул Георгий Федорович. – А машина-то где?
Не прошло и месяца, как зелёный «Жигулёнок» девятьсот лохматого года блистал на солнышке гладкими боками, как новенький эмалированный чайник. А тётя Люда мыла окно в комнате, напротив. И всё бы хорошо, но шансы Машкиной мамы таяли… Врачи и так удивлялись, что её сердце ещё билось. А оно билось. И Машка по вечерам украдкой просила бога, глядя на луку (икон-то в доме не было, так куда ещё?), чтобы мама жива осталась.
Это случилось, когда зима ещё вовсю хозяйничала на улицах и во дворах города. Как-то в самые морозы Георгий Фёдорович принёс в верхонке, своей рабочей рукавице, косматый комок.
– Вот, подкинули.
Щенок даже пищать не мог. На тот момент жизнь в нём еле теплилась. Блохи так плотно облепили беднягу, что он глаз открыть не мог.
– Ой, у него хвостик кто-то отгрыз.
– Крысы, наверное. Не мог я его бросить, дать помирать на морозе, – объяснялся Георгий Фёдорович.
Обрядившись в хозяйственные перчатки и клеёнчатый фартук, тётя Люда сначала попробовала напоить щенка молоком, но он только беспомощно лежал возле блюдца, не в силах даже голову поднять. Тогда пипеткой накапали ему молочка в рот.
– Сразу много нельзя, – распорядился Серёжка.
Потом выкупали в растворе марганцовки, прочесали гребешком и ещё немного покапали молока в рот. Вытерли мягкой тряпочкой и ужаснулись.
– Это же не блохи, аспиды какие-то, – схватилась за грудь баба Шура. Мокрая шёрстка обнажила впившихся в тельце щенка уйму паразитов. Даже уши бедняги не остались свободными. Там обосновались чёрные клещи. И непонятно было только одно: как сам он до сих пор жив оставался?
– Значит так, Тузика я забираю к себе. Давай-ка уши почистим, а остальное… ох! я сама, – качала головой баба Шура. – У меня пинцет малёхонький есть, невестка в тот приезд забыла, она им пытку себе устраивает – брови выщипывает, так я этим пинцетом эту живность… выщипаю из него.