А в комнате горел самодельный ночник и спала на книге кудрявая девочка, а на подушке у мамы белел маленький сверток, это был подарок от Светы, единственного родного существа. Это была теплая шерстяная шаль (деньги на эту шаль, девочка копила весь год). А Смерть бесшумно вошла в комнату и дотронулась до теплого девичьего лба и быстро-быстро ушла, задув свечу. Света внезапно проснулась от холода, вскочила и посмотрела на мамину кровать. Она была пуста и только подарок лежал, не развернутый еще на грязноватой плоской подушке.
Света позвала: «Мама, мама, Верочка!» Но все было тихо и никто не откликнулся. Девочка оделась и выглянула в кухню, там было пусто и виднелась приоткрытая дверь. Она накинула пальто и вышла во двор и увидела… свою бедную, маленькую маму, как-то неловко прикорнувшую на затоптанном снегу. «Ну совсем ты, мама, дошла! Околеешь ведь!», – сказала она сердито, со слезами на глазах, подошла, приподняла ее привычно и втащила в дом. Неожиданно ее руки коснулись чего-то липкого, мокрого, да и мама как-то совсем не двигалась, не стонала, не хрипела, как всегда, а наоборот была торжественно-молчаливой и странной в этой своей молчаливости. Когда Света с трудом внесла ее в дом, то она увидела, что ее мама, бедная Верка- Швабра была мертва и была убита, очевидно, этим рыжим Валерой. И в то самое мгновение, когда она поняла, что теперь она на свете совсем одна, совсем-совсем, она повзрослела на много-много лет и… поседела.
И она вспомнила, как ее бабушка, добрейший человек, когда-то давно, в деревне, сказала ей: « Света, если я умру, а твою мамку Веру кто-нибудь убьет ненароком… А я думаю, что все так и будет, то ты не вздумай поступать в интернат, а тем более в наш детдом. Там творятся страшные вещи, о которых тебе не надо знать! Тебе тогда надо или утопиться или повеситься…. Ты, Верунчик, извини, что я говорю тебе и советую страшное, но лучше смерть… Чем наши детдома или интернаты. Наши родные все умерли. Никого не осталось… Помни это».
Часы на кухне стали быстро и страшно отстукивать ее сиротство и безнадежность. Она не поняла, где она, что с ней, она видела только свою бедную, маленькую, несчастную маму на полу, с пробитой головой, в своем «выходном», красном, кримпленовом жалком платье. Девочка перенесла ее на кровать, накрыла ее своим подарком, шерстяной новой шалью.