через уроки религии, прилежно посещаемые проповеди и, вероятно, также через личное общение. Вольф высоко ценил его на протяжении всей своей жизни и, хотя впоследствии он помешал осуществлению его планов и придал его карьере иной поворот, всегда говорил о нем с величайшим восхищением.
6 Именно Нейман впервые указал ему на важность математики и познакомил с картезианской философией; именно Нейману он впервые открыл свои планы на будущее; более того, именно советы Неймана привели его к делу всей его жизни, которое он называл таковым и в начале, и в конце своей карьеры.
Нойманн, как и многие просвещенные богословы и благочестивые ученые его эпохи, желал примирения и объединения христианской религии и современной науки.
Он верил, что сможет преодолеть острые противоречия и враждебное противостояние между двумя науками, которые молодое поколение стремилось преодолеть, соглашаясь с физиками старшего поколения, по-прежнему придерживавшимися преимущественно религиозных взглядов. Теология должна учиться у естественных наук и математики; она должна перенять их методы как свои собственные. «Я сетовал, – пишет он Лейбницу, – что в настоящее время почти весь ученый мир в regno Naturae опирается на эксперименты и пишет наблюдения, но никто не думает сделать то же самое в regno Gratiae или в theologia, поскольку даже в этом правлении нашего Бога, если бы только обратили внимание на дело его рук, мы бы каждый момент находили возможность говорить с Петром: теперь я испытываю истину и таким образом все наше христианство могло бы быть продемонстрировано с помощью чистого эксперимента (experimentis). Это дело, в котором я часто брался сделать начало, но мне всегда хотелось, чтобы нашлось несколько таких друзей, каждый из которых хотел бы принять в этом деле определенное участие…7 О том, как он представлял себе осуществление этого плана, на первый взгляд несколько авантюрного, свидетельствуют размышления, передача которых послужила поводом для вышеупомянутого письма. Речь идет о списках смертности, которые Нойманн составил из реестров города Бреслау для английских ученых8 и которыми он также поделился с Лейбницем. «Даже сейчас, – писал он в том же письме, – все еще невозможно понять, какую реальную пользу это принесет.
Но если бы Бог жил так долго, что счет вечных лет можно было бы свести воедино, или кто-то в другом городе мог бы сделать и передать такие наблюдения, тогда можно было бы сделать прекрасные замечания о божественном провидении относительно нашей жизни и смерти, сохранения и увеличения мира и тому подобного, и многие суеверия могли бы быть опровергнуты тем лучше, чем больше опыта.