Днём жаркая песня лилась жаворонка
А ночью холодной как эхо её
Бубенчик козла заливался так звонко
Что сердце в груди разрывалось моё.
И с ранним рассветом холодным росистым,
Что лился с далёких небесных озёр,
Овец поднимали чабанские свисты,
А солнце, подняв на рога, нёс козёл.
День упал на поля
Дымкой синей и пылью,
Лучи солнца пылят
Над усохшим ковылем.
На бригадном току
Нет ни гула, ни крика.
Только в дальнем логу
Осень полнится скрипом.
Трактора напряглись
Ползут в тяжкой изморе,
Так идут корабли,
Возвращаясь из моря.
На токах воробьи
В драках делят всё пищу,
Под «Чьи вы, да чьи – вы?»
Всё кого-то там ищут.
И окончивши труд,
Голосистые бабы
Как сороки орут
В придорожных ухабах.
А машина придёт
Отвезти их до дома,
В небо песня врастёт —
Бабской жизни истома.
Осень. Холмистая даль и тоска.
В сини жёлтый пожар лесопос,
И скрипит, надрываясь в телеге, доска
Так, что кажется морщится поле.
Заунывно поёт ездовой,
Так поют все в дорогах по степям,
В этих песнях тоскующий вой
О далёком, печальном нездешнем.
Я наслышался видно уж всласть
Этих песен тоскливых казачьих,
Мне понятна их жгучая власть,
От которой нельзя отказаться.
На пикеты с повинной за Русь
Высылались казаки царицей
В эту дикую сизую грусть,
Чтоб навеки ни с чем не мириться.
В просинённые дали до слёз
Моя юность вот также тележит,
И отжившая песня колёс
Мою душу морозит и снежит.
Терпкий ветер осеннюю прядь
Растрепал на ветвях и разносит,
И вязучая хлюпкая грязь,
Влипши в спицы, со смаком колёсит.
Что-то давнее-давнее в том
Возрождается свистом и гиком
В этом поле безлюдном пустом,
Повидавшим и роды и гибель.
Если бы ты видела рассветы,
В золотой листве моих садов,
В час, когда в деревьях ветер
Спит, не в силах вылезть из кустов.
По листве оранжевой и росной
Шелестят рассветные лучи,
Кажется, что звоном чистой бронзы
Сад раззолочённый зазвучит,
Зазвенит под дымкой дали синей.
Где по заосененным полям
Захолмились вёрсты по России,
Тою же рассветкою пыля.
Наливаясь золотом востока,
Дымкой прикрывается морщинь,
А на речке прямо у мосточка
Высохшие плачут камыши.
Где-то далеко в рассветных пашнях
Напряглись плугами трактора
И на золотое море спящих
Льётся петушиное: «Ура!»