Сменил дозоры на пикете,
Промчал по пашням и лугам
И золотых цветов букетом
В окно упал к моим ногам.
Сегодня день: двадцать второе,
Двадцать второе декабря.
И в этот день лишь только трое
Свершили жизненный обряд.
Луч солнца, я и мама,
То было двадцать лет назад.
Как будто мало и не мало,
Что и сказать легко нельзя.
На Бешпагирские высоты
Вот также падал солнца луч.
Его встречали также дзоты
И мамин первый поцелуй.
Но только маме было двадцать,
А мне всего один лишь вздох,
Но я уж начал целоваться
С лучом, ворвашимся в наш дом.
По дальним сопкам отгремела
Гюрзой уродливой война,
И я явил мужскую смелость
Родиться в солнечных волнах.
То было дело в сорок пятом
Победой мывшемся году.
Мои ровестники ребята
В себе явили русский дух.
Гремел салют святой победы
На все понятные азы,
В тот год проваливался в бездны
Злой непонятный нам язык.
Навстречу солнцу, жизни, правде
Навстречу дрожи толщ и сфер
Родился русский полноправный
Я – гражданин Союза – СССР!
На Бешрагирские высоты,
На след ползущих в давность трасс,
В полуразрушенные дзоты
Луч солнца глянул двадцать раз.
Триста шесьдесят пять букетов.
Луч, к каждому букету приложи
Семь тысяч триста пять рассветов,
Что осветили мою жизнь.
О, солнца луч, ещё раз двадцать,
Семь тысяч триста пять мне зорь
Ты принеси поцеловаться
На Бешпагирский мир высот!
О, милая, печаль во всей округе.
В селе родном теперь я не живу,
Ни от кого не слышу злость и ругань
И никого любимой не зову.
Пустынны стали все поля и чащи.
Рябых долин противен дух и вид,
Как будто кто-то плачется о счастье,
Как будто кто-то плачет о любви.
То с серых крон, то с серого пастбища
Сорвавшись рыхлым снегом на земле
Холодный ветер будто кого ищет
Давно-давно ушедшего с полей.
Земля седая плачется о вьюге
И в первых пятнах снега-седины,
Как будто думает о севере и юге,
О дне осеннем или дне весны.
Вот так и я туманными глазами
Смотрю на скуку этих бледных дней,
То вдруг осенним листопадом залит,
То белой вьюгой сада по весне.
Ты помнишь, милая, огонь осенний
Тех вечеров нахальную луну?
Ты мне была тогда моим спасеньем,
Потом злом роковых моих минут.
Меня сжигало сердце зноем летним
По той весне моей былой в тоске.
И в осень ту двадцатилетья
Я был несостоявшийся аскет.
Любви твоей горячей я не помню
Иль может просто помнить не хочу.