– Горечь разлуки не утешить никакими словами, – отвечал государь, – но за ее будущее будьте спокойны, за нее я в ответе. Покидая сей мир, ни о чем не тревожьтесь, пусть ничто не омрачает ваше странствие по подземному миру… – ласково успокаивал он отца. – А теперь отдыхайте! – вставая, добавил государь.
С рассветом государь заторопился уехать: «Меня могут увидеть в столь неподобающем облачении…» Он уже уселся в карету, когда отец прислал ему подношения – драгоценную лютню, наследство моего деда – главного министра Митимицу Кога, и меч, полученный в дар от государя Го-Тобы, когда того сослали на остров Оки в минувшие годы Сёкю>27. К шнурам меча была привязана полоска голубой бумаги, на которой отец написал стихотворение:
Пусть расстанемся мы,
но коль в трех поколеньях пребудет
связь меж нами крепка, —
в ожиданье конца взыскую
лишь грядущих милостей ваших…
– Я до глубины души тронут подарками и стихами, – сказал государь, – и буду бережно их хранить. Передайте дайнагону, пусть он будет совершенно спокоен! – снова повторил он и с этим отбыл, а в скором времени отец получил от него собственноручно начертанное ответное послание.
Верно, свидеться нам
суждено уж не в скорбной юдоли —
только в мире ином.
Этой встречи я ожидаю,
как зари порой предрассветной!
– Как бы то ни было, теперь он знает, что у меня на душе, – сказал отец. – Мои тревоги тронули его сердце! – И грустно, трогательно было видеть, как он рад этому.
На второй день восьмой луны, совсем скоро после посещения нашей усадьбы, государь прислал мне с дайнагоном Дзэнсёдзи ритуальный пояс, который носят женщины в тягости.
– …и приказал, чтобы мы не надевали траурных одеяний! – пояснил дайнагон. Он был в парадном кафтане, слуги и стражники-самураи торжественно разодеты. Я поняла, что государь нарочно поспешил с этим обрядом, чтобы все свершилось еще при жизни отца. Больной очень обрадовался, приказал угостить посланцев и всячески беспокоился, чтобы им был оказан должный прием. При мысли, что он и хлопочет и радуется, наверное, в последний раз, мое сердце сжималось от невыразимой печали.
Дайнагону Дзэнсёдзи отец подарил превосходнейшего вола по кличке Сиогама, которым прежде весьма дорожил. В свое время этого вола подарил отцу настоятель храма Добра и Мира.
Днем отцу стало как будто немного лучше. «Кто знает, вдруг все обойдется и отец выздоровеет?..» – с надеждой подумала я; у меня отлегло от сердца, и с наступлением вечера я прикорнула у постели больного, хотела лишь чуточку вздремнуть, но сама не заметила, как уснула. Внезапно я открыла глаза – отец разбудил меня.