Она оказалась права ровно наполовину.
Стояла полноценная южная весна. София сверкала куполами за версту. Осененный крестом, глубоко внизу блестел Днепр, по мосту с берега на берег перебирались голубенькие цепочки вагонов. В Лавре ноги сами несли под уклон по деревянным настилам: на мгновение зависая над святыми мощами, по инерции ты уже оказывался под землей…
– Ты бы хотел… – в глиняной сырости перед низенькой кельей начала пригнувшая голову Василиса и осеклась…
Коротенькие троллейбусы жучками расползались по городу, покрытому молодой, но уже буйной зеленью каштанов.
– Ну, куда: в зоопарк или на метро кататься? – спросила Василиса.
– Портвейн будешь?
– Буду.
Только с полбутылки меня отпустило. Я сидел на подоконнике в общаге и смотрел вниз, на проходившую прямо под нами ночную репетицию Первомайского физкультурного парада. Потом я встал с бутылкой в полный рост и обратился к марширующим с приветственной речью. Девчонки стаскивали меня с окна…
Проводив меня в номер, Василиса, не уходя, наблюдала за моим неторопливым, подробным разоблачением. Уже под одеялом, в одних трусах, я оторвал голову от подушки, встал, оделся, и мы пошли «проветриться». По ходу Василиса поливала мне голову чистой газировкой из автоматов. Сидели на какой-то автобусной станции, было тепло. Возвращались по трамвайным путям, она – по рельсу, я – поддерживая ее за вытянутую руку…
Этого не могло быть, но это было: открытая посреди ночи кафешка и музыка внутри. Обнявшись, мы топтались у эстрады. Ни одного свободного места за столиками, и мы на виду. Мои руки, обхватившие ее, довольно сильно перекрещивались: настолько там было тонко, под ними.
– Знаешь, – посреди танца сказала она, – что мне все это напоминает?
– Что? Что «это»?
– Ну, это все, – она обвела рукой полный люда и одновременно тихий (казалось: только музыка) зал. – Сейчас выйдет поэт и завоет: «А сегодня – мы мотоциклисты…» Помнишь?..
– Все эти, – отозвался я наконец, ощупывая ее спину, – по десять раз подряд: «Любишь?.. Люблю…»
– Согласна, – ответила она не то на мои слова, не то на действия.
– Самое лучшее, что там есть, в этом фильме, – продолжил я, – это предложение говорить друг другу только правду.
– «Правду говорить легко и приятно»… – подняла она на меня глаза…
Ее предсказание сбылось наполовину: прокатили и ее, и меня. Никакого диплома лауреата… Только – Василиса в соседнем с моим кресле разбегающегося, поднимающегося «Ан-24»…