Уже около тринадцати лет она неукоснительно следовала этому правилу, было собрано около четырехсот тысяч рублей. «Священный запас», – думала она про них.
То есть три тысячи двести рублей минус. И так далее…
Единственное, на что она тратила деньги не для выживания, это так называемая ее «Маленькая радость», которая обходилась ежемесячно в две тысячи пятьсот рублей. Без этой маленькой радости она давно бы уже повесилась, и даже любовь к сыну Мише не остановила бы ее от этого шага. Завтра она шла в театр, на этом жалком якоре в черном море депрессии и держалась ее жизнь.
– Голубушка, я только из больницы, а карту потеряла. Вчера весь день звонили то из банка, то из полиции, то из управления по делам президента, все хотели ПИН-код узнать. А ты понимаешь, родненькая, да я и сказала бы, но не помню его…
От пожилой женщины так сильно пахло лекарствами вперемешку с ромашковым шампунем, что Насте стало плохо.
– Сейчас минуточку, я вернусь.
Еле дошла до туалета, умылась. «Надо подышать», – через черный ход она вышла на улицу. Солнце ярко светило, она проследила глазами за стайкой воробьев, позавидовав черной завистью их свободе. Тошнота медленно отступала. «Завтра в театр», – с этой мыслью Анастасия пошла на свое место.
До конца рабочего дня оставалось три часа, а до того, как изменится ее жизнь, осталось двадцать минут.
Отпустив ромашковую пенсионерку, Анастасия хотела нажать кнопку следующего номерка, но в эту секунду двери отделения распахнулись, и вошли два инкассатора, два молодых парня, как с картинки, высоких (один даже нагнулся в проходе) и широкоплечих (один даже зашел бочком). Они весело переговаривались друг с другом, и улыбки не сходили с их лиц.
– Так, ну и где тут ваши денежки? – громко, нарушая все протоколы, пробасил один из них.
Администратор зала сопроводил его к управляющему, а другой – со шрамом на щеке, делающим его лицо в два раза красивее, – остался ждать своего напарника в зале как раз напротив Насти.
– А вы любите театр? – громко, не обращая внимания на десятки человек вокруг и смотря с улыбкой прямо в душу Насти, спросил он.
Серый мир кассира-операциониста, матери одиночки, взорвался цветными красками, отделение банка раскрасилось всеми цветами радуги, которые сходились в точке голубых глаз мужчины.
– Нет, – тихо сказала она. – То есть да, да, очень люблю! – С ней что-то происходило, какой-то сдвиг.