– Вадим! Ты… да сколько можно меня так называть?!
И вот она уже рядом, нежно обнимает, обхватив тонкими руками мою шею, и прижимается к моей груди. Сейчас она особенно близко, но в то же время и очень далеко. От каждого ее движения, от ощущения ее дыхания на моей коже меня словно прошибает током. Она и представить себе не может, как сильно я по ней скучал и как мечтал вот так вот просто прижать ее к себе. Но, пока я еще могу себя контролировать, довольно резко отстраняюсь.
– Родители сказали, что ты будешь завтра, – говорю я.
– Должна была, но потом спонтанно купила билеты на сегодня. Хотела устроить сюрприз и попросила твоих мне подыграть.
Теперь понятно, почему мама спрашивала, во сколько я возвращаюсь. Только вот сюрприз не совсем удачный. Я надеялся хотя бы на еще один спокойный день.
– Как добралась?
Сейчас я могу рассмотреть ее всю: очаровательные бледные едва заметные веснушки на щеках, небольшой неровный шрам на левой ключице, оставленный осколком от бутылки во время того, как мы играли в детстве в догонялки, ее маленькие, как у ребенка, ладони и – боже, кто ввел эту моду на отсутствие лифчика? – проглядывающие сквозь тонкую ткань топика соски. Быстро отвожу взгляд: я же не совсем конченый. Или совсем?
– Да так, нормально, – она берет с тарелки оладушек, отламывает пальцами кусочек и кладет в рот, – только тот мужик всё портил.
– Какой мужик?
– Точно, я же скрыла вчера от тебя истории, чтобы ты не понял, что я еду. Короче, мужик храпел всю дорогу, его потом дети из соседнего купе подушкой били еще.
Сомневаюсь, что дело только в блоке. Даже если бы она не скрыла истории, я бы вряд ли их посмотрел. Увидев пару недель назад на ее страничке помолвочное кольцо, отключил все ее уведомления, чтобы лишний раз не испытывать эту тупую ноющую боль, граничащую с отчаянием и злостью. Одно дело – наблюдать за ней, другое – видеть постоянно ее придурка Мишу.
– Хотя с чего я взяла, что ты бы их посмотрел, – повторяет мои мысли Лера и укоризненно глядит на меня. – Ты даже с помолвкой меня не поздравил. И с окончанием школы.
– Хотел вживую, – конечно же, вру. – Поздравляю.
– Ой, да иди ты! – и Лера снова отворачивается к плите, всем видом показывая свое раздражение.
– Мартышка, – тихо зову ее я. Мне самому невыносимо от того, как мало я теперь знаю о ней, и от того, что расстроил ее. Раньше я знал о ней абсолютно все. Мы болтали часами, лежа на чердаке, рассказывали друг другу все, что происходило в наших жизнях, придумывали чудны́е истории, делились секретами и всем тем, что нас по-настоящему тревожило. Лера была мне ближе, чем кто-либо. А я так погано испортил все это своими чувствами к ней.