– Заносите, быстро. – Сказано совершенно без интонации, но мужики словно по стойке "смирно" вытягиваются. Женщина сторонится, пропуская носилки.
– В смотровую её. Остальные свободны.
Мужиков как ветром сдувает. А я? А мне куда? Эй, люди добрые, хоть переночевать пустите!
– Что мёрзнешь? Заходи!
– Спа… – и прикусываю язык, увидев, что приглашение относится не ко мне. Женщина склоняется над Норой.
– Иди сюда, храбрая псина. Дай-ка я тебя посмотрю.
Тонкие пальцы тщательно проминают собачьи бока, живот, обследуют голову, лапы. Напоследок суют в пасть что-то вкусненькое.
– Ну, хвост здоров, и так видно, вон как молотит. – Ведунья усмехается. – Умница, да ещё такой редкой породы.
Не оборачиваясь, бросает:
– Может, всё-таки пройдёшь? Я на ночь запираю.
Это уже мне, что ли?
Зайдя из темноты в ярко освещённую комнату, временно слепну. За мной скрипят, прикрываясь, двери, гремит замок.
– Располагайся, отдыхай. Буду не скоро.
Хозяйка исчезает в двери напротив.
Отдыхай?
Это ничего, что я тут у вас недавно кого-то заколола? Это ничего, что по улицам бродят динозавры? Это ничего, что все вы взялись невесть откуда и неизвестно зачем на мою больную голову? И вы предлагаете мне всего-навсего отдохнуть?
Можно я вам ещё много чего выскажу?
Нора, удовлетворённая вниманием незнакомой тёти, уже растянулась на пёстром тряпичном коврике и вывалила язык. Ей было… ничего. Хозяйка рядом, тепло, мягко, – что ещё надо? В изнеможении опускаюсь на деревянный диван. Точь в точь как у моего деда в деревне и такой же жёсткий. Этих диванов тут вдоль стен несколько, а есть ещё стол, пара стульев и узкая кушетка. Если рядом смотровая, то здесь явно что-то вроде приёмного покоя.
На диванах раскиданы кожаные подушки. Я собираю их для себя все.
Потом нахожу в углу мелкую фаянсовую раковину, один в один – как в наших больницах, и ура – действующую! – и отмываюсь, как могу. Покосившись на хозяйское полотенце на крючочке, решаю не церемониться: раз собаке здесь больше рады, чем мне, то для неё и полотенца не пожалеют. Намочив льняную ткань, обтираю Нору от ящеровой крови и кое-как даю напиться из горстей. Рукава ветровки промокают до локтей, поскольку, забывшись, я не сообразила её снять. Приходится закинуть куртку на спинку одного из диванов, для просушки.
– Как же так, Норушка, – говорю растерянно, – я тебе второй раз за сегодня морду отмываю… От крови, между прочим.