– Хотите виски? – и увлек даму в гримерку.
Кордоны бабушек администраторов не справлялись с публикой, шатающейся по театру. Один из важных гостей, приняв от молодца стакан водки, закурил в буфете. Директор театра в панике обратилась к вахтеру, но личная охрана зрителя предъявила театральному сторожу такие аргументы, что он по своей культурности, приобретенной за долгие годы в храме Мельпомены, не стал их озвучивать директрисе.
В дальнем углу фойе второго этажа на мягком диване притаился Вася Иванов. Он охранял выставку картин местных живописцев. Его должны были вывести в антракте, но что-то пошло не так. Вася прилег на диване, вытянул ноги и слушал гул зала. Когда играла музыка, он заглядывал на балкон, но снайперы гоняли его отборным матом.
Иванов сложил всю работу за витрину с «Золотой маской», полученной за проклятый спектакль «Войцек», и спустился на первый этаж. Он открыл массивную металлическую дверь и попал за кулисы. Первый человек, на кого он наткнулся, была Екатерина Алексеевна.
Вася смотрел, как она горделиво стоит на страже культуры. Ее тонкий стан на просвет софитов выглядел, словно точеное веретено. Ее волосы легкой волной спадали до талии, а бедра раскачивались в такт музыки. Иванов замер и попятился в тень декорации.
Если предположить, что он смотрел на нее как художник, то ничего предосудительного в этом не было, но, к своему стыду, Вася понял, что смотрит на министра не как художник.
– Боже, – прошептал Вася. Он женат, любит жену, она красивая, стройная, удобная, милая, нежная. Он не имеет права смотреть на других.
– Грех-то какой, – шептал Вася.
Сзади подкрался монтировщик сцены и предложил забрать ящик виски, который в суете оставили блюзмены. Вася шепотом послал его лесом. Тот всё понял и, отодвинув Иванова, схватил ящик. А через пять минут в актерской курилке пили за спасение души Джека Дэниела.
Министр почувствовала, что концертная программа идет на ура. Уже по второму кругу запускали студенток-хореографов. Теперь они вышли в костюмах медицинских сестер. Городской хор под аккомпанемент симфонического оркестра пел репертуар радио «Шансон», солировал Шапиро.
Представитель АП снял пиджак, это был сигнал, и на сцену выпустили вокальную группу студенческой капеллы. Девчонки привязали к стулу измазанную помидорным соком Бузову и расстреляли ее еще раз. Расстреливать Бузову пять раз на дню было дурным провинциальным тоном, стоило хотя бы раз запинать ее коваными ботинками морских пехотинцев, но в театр прислали гвардейцев в форме солдат пехотного полка им. Достоевского образца 1857 года. Вокалистки студенческой капеллы считали за счастье расстрелять клон Бузовой хоть сто тысяч раз подряд.