Но следом вплывала уже новая краса – низкая гибкая азиатка, брюнетка с точеными скулами и ногами в татуировках. Ее взгляд обещал любой разврат. За ней зашла чернокожая, за ней мулатка, за ней еще одна блондинка, которую Желтухин тоже мысленно выбрал, еще кто-то, а за ними мамка. А последней зашла она.
Девушка из его видения: худая и плоскогрудая, со спутанными волосами и глазами с поволокой. Желтухин уставился на нее и не мог оторвать взгляда, а та ровно и спокойно смотрела в ответ с ухмылкой. Где-то на заднем фоне мамка сказала девочкам представляться, и стали произносить женские имена, но все они доносились до Эдуарда как будто он сидел не на диване, а в аквариуме. Громко и отчетливо он услышал лишь одно имя, которое произнесла незнакомка из сна: «Лили». Он и думать забыл про влажные сексуальные фантазии и блондинок, он видел только ее и повторил за ней еле слышно: «Лили».
Дальнейшее он помнил смутно: толпа девочек с мамкой, пересмеиваясь, удалились в коридор, кажется, кто-то недовольно произнес: «Вечно эту выбирают», а Лили взяла его за руку и повела в спальню. Эдуард покорно шел за ней и не пытался анализировать странный магнетизм этой девушки, которая была совершенно не в его вкусе, но вызывала желание, несравнимое с двумя горячими блондинками. Осталось только туннельное зрение, и все превратилось в бесконечный коридор: он видел лишь свою ладонь в ее ладони, чуть неровную бледную спину и спутанные волосы. А потом они где-то остановились, и Лили развернулась и начала его раздевать, и он уже ничего не видел, только ее тонкие бледные губы, в которые хотелось впиться. Не осталось ни запахов, ни цветов, только чувство нестерпимого напряжения внизу и вид ее губ. «Кажется, надо не забыть презерватив», – подумал Желтухин и тут же забыл. Он любил ее. Он только ее встретил, но уже любил.
А потом она впилась в его губы и опрокинула его, должно быть, на кровать. Зрение вообще исчезло, все погрузилось в обволакивающую темноту, остались лишь вкус ментоловых сигарет на ее губах и языке и сводящее с ума давление в каждой клеточке тела. Эдуард был крохотным беззащитным моллюском, которого давила ко дну толща океана, там было уютно, приятно и при этом жарко, душно и нестерпимо тесно. Перед ним вдруг пронесся образ зловонных ветров, несущих странные зеленые вихри на умирающие разрушенные города. И он взорвался.