– Мики, ты описываешь не бой, а резню.
Он вдумчиво осушил бокал и налил еще.
– Ага. Может, ты не в курсе, но удачный бой – всегда резня. И неудачный тоже – вопрос лишь, кто кого режет. Мне кажется, на этот раз получилось самое то. Никого из наших даже близко не задело.
– А полиция? Неужели никто не подумал вызвать полицию или погранцов? Грохот-то небось стоял на всю округу.
Мики рассмеялся, как будто услышал хорошую шутку.
– Во-вторых, там поблизости армейский полигон. Люди наверняка решили, что идут бригадные учения.
– Ты забыл «во-первых».
– «Во-первых» ты и сама знаешь: полиция не лезет в разборки между племенами. Себе дороже. Так что следствия тоже не будет. Ты уверена, что не хочешь вина?
– Ладно, – вздохнула я, – наливай уже и мне. Ужинать так ужинать.
– Цель визита?
– Бизнес.
Чиновник шлепнул печать, и я вышла в кондиционированный чертог зала прилетов мюнхенского аэропорта. Первым, что бросилось мне в глаза, был самодельный плакатик с надписью «Батшева» в руках приземистой толстозадой немки. Короткая стрижка, маленькие стальные глазки… – именно так в моем представлении выглядели охранницы нацистских лагерей. Но выбирать не приходилось – спасибо, что вообще встретили. Я подошла и протянула руку:
– Видимо, вы ждете меня. Я Батшева.
Эсэсовка опустила плакатик.
– Захава, очень приятно, – проговорила она на чистейшем иврите. – Пойдемте.
Мы двинулись в указанном ею направлении.
– Ты израильтянка?
– Родилась там, – без улыбки ответила она. – И жила до двадцати девяти, пока не поумнела.
– Значит, израильтянка! – жизнерадостно констатировала я, желая поскорее загладить вину первоначального непризнания своего человека своим.
Захава остановилась и смерила меня стальным эсэсовским взглядом.
– Какая израильтянка? Я ведь ясно сказала: родилась там. Родилась и уехала. Что тут непонятного?
– Извини, – пробормотала я, – не хотела тебя обидеть. Хочешь быть немкой – без проблем, будь немкой.
– И не немка! – прошипела она и зыркнула по сторонам, как будто ища охранника, который немедленно сопроводил бы меня в направлении «окончательного решения». – Я анархистка! Что тут непонятного?
На всякий случай я тоже осмотрелась. Слава Богу, пока на горизонте не наблюдалось ни черных фуражек с черепами, ни труб крематория.
– Ладно, – сказала я, – извини еще раз. Я ведь тоже анархистка.