Я нахожусь в некотором смятении. Мои увлечения, мое будущее, религия, я сейчас в том возрасте, когда многие мужчины думают о своем будущем. Будут ли они с кем-то. Могу ли я совмещать свои увлечения и догматы? А еще я не очень хорошо слышу, и возможно, Вы заметили еще я заикаюсь. Поэтому я никогда не мог произнести свое имя так как оно должно звучать. Меня зовут Чарльз До-Доджсон. Ну вот опять. И да ж – не произносится, я не устаю всем об этом говорить. Но я буду Вам признателен, если Вы будете называть меня Льюис Кэрролл, это мой псевдоним. Да, я решил уточнить, что это псевдоним, а то подумаете еще что я какой-то псих, или что у меня раздвоение личности, или что я странный какой-то.
ДД. Странный? А кто бы мог так подумать?
ЛК. Да многие считают меня странным. Я занимаюсь вопросами математики и логики. Но логики не совсем такой как Вы, наверное, привыкли думать.
ДД. Хорошо Льюис, а когда началось заикание?
Комментарий: В этот момент я бы думал о том, что можно было бы либо попытаться получить примеры того, кто его считает странным и для вопроса был выбрана наименее грубая формулировка из тех, что использовал ЛК. Либо можно было пойти по другому пути и выяснить, когда началось заикание и с какой травмой оно связано. Или можно было бы продолжить слушать или спросить еще что-то. Но я почувствовал, что вопрос заикания и имени более эмоционально заряжен для ЛК, чем ощущение себя странным.
ЛК. Ой, я даже не помню, мне кажется, оно было всегда со мной. Я не единственный в нашей семье у кого заикание, у некоторых моих братьев и сестер тоже оно есть. Нас вообще 11 детей в семье, и я самый старший мальчик.
ДД. почувствовал сострадание к тому маленькому Чарльзу, который никогда не мог произнести своего имени правильно, и при этом которому приходилось его защищать от других людей, чтобы его произносили корректно. Можно было бы пойти и в эту сторону, но заикание у ЛК было всегда, а в терапию он пришел именно сейчас. Поэтому ДД выбрал пойти по другому пути и спросил…
ДД. Вы говорили, что Вы в смятении?
ЛК. Да, видите ли. Я являюсь стипендиатом, это означает, что мне нужно было принять духовное звание и дать обет безбрачия. А еще я очень люблю театр и фотографию. И хотя сейчас нравы уже не столь суровы, и сам я считаю многие догматы неправильными и устаревшими, в частности идею «вечного проклятия». Но сомнения… сомнения не покидают меня, они меня терзают. Что же может быть такого богомерзкого в фотографии и театре?