Но как выжить в таком холодном безбрежии? Чем дольше она смотрела вдаль, тем больше она проваливалась в это ощущение безысходности и страха. Чтобы уйти от него, нужно было сместить внимание на что-то другое, успокоить вновь пробудившееся животное, которое хочет лишь выжить. Она плотнее сжала тонкими длинными пальцами край лодки, но ладонь ее соскользнула вниз, она почувствовала подушечками гладкую поверхность, словно прикоснулась к коже морского животного. Это была старая байдарка, которую местные алеуты делали из деревянного каркаса и моржовых шкур. Острым носом она вспарывала пропасть воды перед собой, храбро несясь вперед. Этому сооружению человеческому и дела не было до сокрушающей мощи природы вокруг себя. Не думал об этом и алеут, налегавший на весла. Он сидел прямо перед Наткой, его широкие плечи и крепкие узловатые руки ходили вперед и назад, прокручивая длинные весла.
Федор. Это русское имя настолько же не вязалось с его внешностью, как и одеяние – с представлениями девушки об алеутах. Под коротко постриженным ежиком волос выступали борозды морщин на мясистом лбу. Под скошенными к переносице глазами виднелись мешочки, которые в пасмурном свете Командорского солнца казались подкрашенными линиями, словно у Федора была боевая раскраска. Под глыбой носа плелись корни выбеленных усов, ниже переходивших в бороду. Из-под густых волос выглядывала только нижняя губа – красная и сухая, изъеденная трещинами от соленого воздуха.
Федор был единственным, кто согласился отвезти Натку на Безымянный. Корабль Зорина и Леры задерживался, а без них основная работа, для которой она приехала, не началась бы. Однако Натке не сиделось на месте в тихой безсобытийности Никольского – единственного поселения на острове Беринга, куда она прилетела неделю назад на старом кукурузнике из Петропавловска-Камчатска. Можно было поплыть на корабле от заповедника, но уже в порту она получила сообщения от Зорина, своего куратора, что корабль только что отплыл. Ей оставалось только шагать к месту отлета. Прождав день, томясь в ожидании вместе с другими пассажирами, она села в кукурузник и улетела на Беринга.
По телефону Зорин сказал, что ждать прибытия корабля надо будет несколько дней. «Пережди у ребят на Северном мысе, можешь из будки понаблюдать за китами, тебе это интересно будет», сказал он. Она вспыхнула от неприкрытого снисхождения в последней фразе. «Тоже мне, думает я городская девчонка, только и приехавшая поглазеть на диковины», закрутилась ее мысль. Тем не менее, она сразу пошла на Северный мыс, и даже толком не познакомившись с исследователями в низких деревянных домиках, полезла по лестнице наверх в будку. Китов, конечно, в те дни не было. Не было их и в другие дни. Общение с исследователями – девушкой-энтомологом и парнем-орнитологом – быстро исчерпало себя, поскольку Натка ничего не смыслила в биологии, а те сыпали терминами и вовсе не умели ничего объяснить популярным языком. Ей оставалось только убивать время, таская книжки из комнаты-библиотеки. Их использовали для розжига печки вместо дров, но Натка от нечего делать углублялась в любую попавшуюся книгу, будь то отсыревшая советская пропаганда или помятый томик Майна Рида. Так продолжалось несколько дней – почитать книжку, выйти вскарабкаться в качающуюся на ветру будку, чтобы краешком глаза увидеть китов, потом от разочарования, что не увидела, спуститься вниз, поглазеть на океан и вернуться в домик.