Путешественники освободились от плащей, и перед лицом матери Жанны предстали мужчина лет пятидесяти и девушка лет восемнадцати. Вид у них был довольно контрастный: мужчина выглядел напряженным и уставшим, тогда как его спутница, в чертах которой можно было угадать внешнее родство с ним, вела себя вольно и расслабленно. Оба были обладателями невысокого роста и больших черных глаз миндалевидной формы.
Мужчина остался стоять, а девушка опустилась в кресло, лишь только он заговорил:
– Мадам, я – граф де Леви, а эта девушка – моя дочь Жанна-Гиацинта де Леви. Мы зовем ее Жюли, так ее называла ее усопшая мать. Вот рекомендательные письма от герцога Гиза. – Он протянул настоятельнице пакет.
Та, лишь взглянув на подпись, подняла на графа глаза, полные участия и сострадания:
– Мы ждали вас, месье, и готовы оказать вам любую помощь. Мой… родственник рекомендовал вас – я готова помочь всем, чем смогу.
Опустив взгляд в сторону, будто он сам не хотел делать того, что совершает, граф де Леви продолжил, делая ударения и паузы так, будто придавливал камень на камень, возводя непреодолимую стену возле себя:
– Я прошу вас, преподобная мать Жанна, приютить мою дочь, пока я буду устраивать дела Франции… Мне известно, что ваш монастырь готовит девушек к замужеству, и я привез свое дитя в том возрасте, в котором его воспитанницы покидают эти священные стены. Жюли необходимо убежище от интриг. Бедняжка осталась сиротой в раннем младенчестве. Надеюсь, пребывание под вашей опекой вернет ее на истинный путь.
Настоятельница, не изменившись в лице и не переводя взгляда на пораженную Жюли, любезно ответила графу:
– Мой долг – нести добродетель, граф. Конечно же, я с радостью выполню вашу просьбу, и ваша дочь пробудет здесь столько, сколько вам необходимо. Будут ли у вас какие-либо пожелания?
Немного расслабившись и радуясь своим оправданным ожиданиям, граф де Леви продолжил, избегая встречаться взглядом со своей дочерью:
– Я хочу, чтобы моя дочь как можно меньше была одна. Но в то же время за ней нужен особенный присмотр: Жюли умна, слишком начитана, избалована светом, эксцентрично понимает личную свободу и во имя великой любви способна сбежать.
– То есть этот монастырь – моя тюрьма?! – с гневом воскликнула девушка, вскакивая с кресла и подавшись вперед всем своим естеством. Казалось, еще немного, и она взорвется, разлетевшись на тысячи искр.