И… запнулся, запутавшись в длинной мантии, и, к своему ужасу, рухнул на пол. Попытался подняться, но запутался ещё больше. И не нашёл ничего лучшего, как поползти по сцене на четвереньках. А его «свита», полагая, что ей следует следовать примеру старшего статиста, тоже встала на четвереньки и… поползла следом.
Публика хохотала в голос. Спектакль был безнадёжно испорчен. За кулисами взбешённый режиссёр схватил Фёдора в охапку и дал такого пинка, что тот кубарем скатился с лестницы.
Эта байка про конфуз Шаляпина, возможно, была придумана им самим. Фёдор Иванович любил пошутить и чаще всего объектом иронии выбирал самого себя. Такова уж была натура этого человека – он всегда немножко стеснялся своей славы…
Как бы там ни было, но руководство театра не могли не обратить внимание на голос старшего статиста. И наступил момент, когда Фёдор был переведён из безмолвных статистов в хор.
Его первое вокальное выступление на сцене – хоровая партия в спектакле «Певец из Палермо». Молодой бас-баритон, голос выдающийся, яркий и… совершенно ещё не профессиональный.
Проглатывающий огромное количество книг (Шаляпин всю жизнь читал запоем, причём, самую разную литературу – от специальной, до беллетристики – что можно расценить, как постоянное стремление к самообразованию), старавшийся копировать более опытных коллег по сцене, подражать хорошо поставленным голосам, Фёдор учился всему сам. До поры у него не было хорошего учителя, достойного шаляпинского дара. Но только до поры.
Серебряков, в репертуаре труппы которого были, в основном, комические оперы и оперетты (то есть это был не только драматический, но и музыкальный театр), остро нуждался в хороших солистах. И Фёдор вскоре получил повышение – ему была поручена роль Зарецкого в опере «Евгений Онегин». Правда, это было «выездное» выступление – спектакль был поставлен Казанским обществом любителей сценического искусства и прошёл на малой сцене при небольшом количестве зрителей. Серебряков «одолжил» перспективного хориста. Но всё же это была премьера.
До июня 1890 года молодой Шаляпин снова выступал в хоре серебряковской труппы, исполняя хоровые партии в опереттах. Сольных партий ему не доверяли – может, и не напрасно, поскольку школы у Шаляпина ещё не было. Он всё брал природным чутьём. Даже партии разучивал больше на слух, чем по партитурам.