Каждый Эвтанатос – мастер перевоплощения, способный менять внешность, походку, голос, привычки. Он должен был стать хамелеоном, сливаться с окружающей средой, оставаясь невидимым для посторонних глаз.
«Ты – бессмертен. Пламя наградило тебя духом война. Никакой семьи. Никакой любви».
Бессмертие – дар и проклятье одновременно. Оно даровало вечную жизнь, но отнимало все, что делало ее ценной – любовь, дружбу, семью.
«За нарушение этих правил у тебя заберут нечто важное в твоей жизни. Ты должен чтить клан и помнить, каким бы ты был без него».
Клан был всем для Эвтанатос – семьей, домом, убежищем. Предать клан – значило предать самого себя.
• Никогда не бери в ученики тех, кто не сдаст испытания.
• Никогда не помогай тем, кто в этом не нуждается.
• Никогда не спасай тех, кто сам сможет выжить.
• Никогда не спорь и не доказывай то, чего люди не смогут понять.
• И, конечно, никогда не раскрывай себя без веской на то причины».
Это были не просто правила – это был кодекс чести, высеченный в сердцах Бессмертных.
«Эвтанатос, что ушел из клана – навсегда остается Эвтанатос. Он может жить обычной жизнью, но за ним всегда будут следить. Если техники Эвтанатос будут раскрыты, то он лишится жизни».
Нельзя было просто так уйти из клана, стереть свое прошлое, словно его и не было. Тени прошлого всегда следовали за тобой, напоминая о том, кем ты был и кем тебе суждено оставаться до конца своих дней.
«Это – путь Эвтанатос. Путь, где нет места слабости, и нет возврата».
Это был путь одиночества, боли и самоотречения. Путь, который выбирали лишь немногие. И лишь сильнейшие из них могли выжить, ступив на тропу теней, откуда не было возврата.
Глава 1. Пробуждение тьмы
Пробуждение пронзило ледяными иглами, вырывая из тягучей глубины сна. Перед глазами всё ещё стояла яркая картинка: безупречный, нереальный закат. Я стоял на вершине горы, овеваемый прохладным ветром. Внизу простирался бескрайний, теряющийся в дымке горизонта ландшафт, окрашенный в багровые и золотые оттенки. Рядом, словно сотканная из сумерек, стояла Ева. Черты её лица были размыты, но я отчётливо видел светлые волосы, трепещущие на ветру.
Никогда прежде я не испытывал такого всепоглощающего покоя, наблюдая за угасанием дня. Небо переливалось от нежно-розового до кроваво-алого, словно пламя, медленно сжирающее полотно дня. Ева что-то шептала, но слова тонули в шелесте ветра. Я не хотел слышать её, желая лишь раствориться в безмолвии заката.