3
Сорокалетний внешне и тридцатилетний по документам Мацей Пристор осторожно, чтобы не разбудить жену, выполз из-под одеяла, почесал пятку, для чего ему пришлось снять забытый с вечера на ноге видавший всякое сапог, испачкал руки, но ругаться не стал – появился двойной повод посетить ванную. Не каждый же день ездишь в большой город? В комнате было прохладно и темно. Мацею захотелось узнать который теперь час, и рука потянулась к правому карману штанов, в каковом вот уже двадцать лет, с тех самых пор как он пристрастился к курению, традиционно располагался дежурный коробок спичек. Штанов на нём не оказалось и вышло, что он от нечего делать пошлёпал себя по заросшей белёсыми волосами ляжке.
Пристор содрогнулся. Но не от холода, а от нахлынувших воспоминаний. Ноги его непроизвольно подкосились и к зашторенному одеялом окну пришлось пробираться буквально гуськом. Мужчина прищурил глаза, дрожащими пальцами не с первого раза вцепился в краешек одеяла и медленно потянул на себя. Сердце стучало так, что своим стуком могло разбудить жену, чего Мацею до крайности не хотелось – предстоящая поездка не прошла согласование, а поднятие скандалом и так зашкаливавший в крови уровень адреналина грозило инфарктом. Пристор плотно прижал свободную руку к левой части груди и остался доволен, как звукоизоляцией, так и своей догадливостью.
Полная, клонившаяся к закату луна, хорошо освещала двор и от увиденного Мацей приглушённо вскрикнул, резко подался назад и упал на спину. Супруга на секунду открыла глаза, хищно зевнула и дала храпа, чего за ней никогда не замечалось. Не сразу к Пристору пришла мысль, что увиденное им в окне напугать здравомыслящего человека никак не могло.
– Это ж надо было так ушатать нервы. – Подумал Мацей, снова подкрался к окну, и теперь уже смело отодвинув штору, посмотрел на стоявшую в трёх метрах от окна козу.
Кличку животному придумать ещё не успели – рогатой попрыгунье не было и пяти лет. Коза стояла по колено в снегу, смотрела в сторону окна и, едва завидев в нём шевеление, жалобно заблеяла.
– Заткнись. – Злобно и тихо прошипел Мацей и прижал ко рту указательный палец, но коза, то ли не услышала, то ли не поняла и заблеяла ещё громче.
Чтобы не провоцировать скотину Пристор отошёл от окна. Он понимал, что той хотелось бы как следует подкрепиться, но в семье, в какую её угораздило попасть, существовало правило гласившее, что пока не поест глава семейства, набивать требуху никто не имеет права. Правило, по понятным причинам, не работало в тёплое время года, но Мацея это мало огорчало – экономия была занятием, которому он много лет назад твёрдо решил посвятить жизнь. Он даже женился только для того, чтобы заиметь под боком условно бесплатную рабочую силу. Но, как позже выяснилось, немного прогадал. Люцина, так звали супругу, меньше всего походила на козу, блеять не привыкла и все свои неиссякаемые желания озвучивала голосом твёрдым и нетерпящим возражений. И дети пошли в неё – не на радость отцу, а сплошное огорчение. Люцина, по мнению Мацея, чересчур много ела, правда, компенсировала расходы на продукты тем, что шила себе одежду сама. Но и это со временем перестало радовать её мужа – если в начале их совместной жизни на простецкое платьице уходило четыре метра ткани, то теперь требовались все восемь.